Я с нетерпением ждал, когда мама разрежет арбуз, нажмёт на него сверху, он как треснет! и тут же распадётся на скибки, а розовая, нежная, сладкая серединка останется в центре. Взрослые эту серединку называли «душа». Я очень любил арбуз, и особенно его «душу».
— Кому сегодня достанется «душа»? — каждый раз спрашивала бабушка.
Все взрослые и я заранее знали, что «душа» достанется, конечно, мне, потому что я самый маленький, а других детей у них ещё не было.
После того как мы съедим весь арбуз, бабушка надевала очки, брала острый нож и тут же на досочке резала арбузные корки на мелкие кубики, собирала их в небольшой тазик, чтобы потом высыпать остатки нашего десерта курам и уткам.
Бабушка подходила к изгороди птичьего двора и звала: «Цып, цып, цып, цып, цып…». На её «цып, цып» из сарая выбегали заполошные куры, цыплята. Кудахтая, взмахивая крыльями, наперегонки они бежали к тому месту, куда бабушка высыпала измельчённые корки арбуза.
На Чукотке ведь кур нет, и мне было очень интересно наблюдать, как птицы, толкая друг друга, клевали «упавшую с неба» еду.
Я стоял рядом с бабушкой и сквозь изгородь наблюдал за происходящими на птичьем дворе событиями.
Интересно, думал я, а как это куры и цыплята слышат бабушку? Ведь у них нет ушей на голове. Есть клюв, глаза, гребешок, а ушей-то нет. Странно как-то. Может быть, у них гребешок вместо ушей?
Я толкнул бабушку в ногу и спросил:
— Бабуль, а укуруши есть?
— Что? — не поняла бабушка.
— Я говорю: укуруши есть? — повторил я вопрос.
Бабушка внимательно на меня посмотрела, на секунду задумалась и сказала:
— Пойди у мамы спроси…
В это время моя мама жарила пышки на летней кухне.
Я подошёл к маме и говорю:
— Мам, укуруши есть?
— Что? — строго повернулась ко мне мама.
— Укуруши есть? — снова спросил я.
Мама очень серьёзно на меня посмотрела и, ничего не сказав, молча отвернулась, чтобы перевернуть на сковороде подрумянившуюся пышку.
Потом мама сунула мне в руку одну из остывших пышек и сказала:
— Иди на улицу, тут жарко…
Я растерянно стоял в дверях кухни с пышкой в руке и не знал, что мне дальше делать.
Я не мог понять, почему никто не хочет ответь мне на простой вопрос: есть у кур уши или нет.
Постояв в раздумьях, я набрался смелости, снова подошёл к маме и решительным голосом ещё громче спросил:
— Мам, а укуруши есть?
Мама повернулась ко мне и неожиданно как треснет меня по затылку рукой, а потом как закричит:
— Какие такие «укуруши»? Ты чего ко мне пристал: «укуруши», «укуруши»! Нет у меня никаких «укуруш»! Иди у бабушки спроси! У меня пышки горят!
Тут я уже не выдержал и как заревел:
— Что же это такое! А-а-а… Никто не хочет со мной разговаривать, а-а-а… Никто не может мне ответить на простой вопрос!
На мой рёв в кухню вбежала бабушка. Мама отставила с печки сковороду и тоже подошла ко мне. Теперь и мама, и бабушка озадаченно пытались выяснить, какое такое горе случилось у ребёнка?
— Сынок, что случилось, что ты хотел спросить?
Обе женщины наклонились ко мне. И тогда я изо всех сил, сквозь рыдания и всхлипывания, сказал:
— Я хотел… у вас только спросить… у кур, у КУР! Понимаете? — Я поднял обе руки к своей голове: — У кур уши есть?! — эмоционально жестикулируя, сквозь слёзы произнёс я.
Тут и мама, и бабушка стали смеяться.
Мама взяла меня на руки, обняла, поцеловала в мокрое от слёз лицо и сказала:
— Ну конечно, конечно же, есть, есть у кур уши.
— Прости нас, внучок, мы тебя просто не поняли, — причитала бабушка.
А вечером дедушка поймал курочку и показал мне два отверстия на маленькой куриной головке. Оказалось, и правда, есть у кур уши! Есть!
НИКОЛАЙ БЕРЕЖНОЙ «НИКОЛКИНЫ РАССКАЗЫ»