У ТЕТИ ЛИДУШИ -- ВОЛОДИНА КОМПАНИЯ
в субботу вечером я упросила мамусю повезти меня к тете Лидуше, уж я сто лет y неё не была. Папочка с мамочкой хитрые, -- частенько себе туда "винтить" (- в карты. – germiones_muzh.) отправляются, a меня, небось, не берут. До винта-то я, положим, охотница не большая, -- ужасно надо себе голову сушить! И смотреть-то жаль на этих несчастных винтеров: думают-думают, трут себе лбы, точно мозги массажируют (Как будто не так говорят? Ну да ладно, сойдет!) И что за удовольствие? Ну, a пойти y тети Лидуши на все посмотреть, все перетрогать, до этого я страшная охотница. Мамуся-то не очень одобряет, когда я в её комнате хозяйничаю, но тетя Лидуша все позволяет.
A квартирка y неё как игрушечка, веселая, уютная, маленькая, -- страшно люблю маленькие комнатки!
Вот мы с мамочкой пошли туда и Ральфика (- шпиц. – germiones_muzh.) прихватили, -- ведь он им тоже немножко родственник, потому -- не будь Леонида Георгиевича, так и он бы на свет не явился, то есть явиться-то пожалуй явился бы, но не был бы членом нашей семьи; значит, Л. Г. ему вроде крестненького или приемного папаши. Вот и надо в нем "родственные чувства" поддерживать (это любимое выражение тети Лидуши).
Нам, конечно, были очень рады, и тетя сейчас же снарядила Леонида Георгиевича за меренгами и виноградом, которые я страшно люблю. Кондитерская y них под боком, фруктовый магазин тоже -- на чудном месте квартира! -- так что он мигом туда слетал.
Уселись мы рядком вокруг Selbstkocher'a (- самовара (нем.). Недавно проходили в m-lle Linde. – germiones_muzh.) и беседовали. Уютно так, хорошо! Тут и одного интересного-преинтересного вопроса коснулись: дело в том, что в пятницу мое рождение -- событие не малой важности, a они видно не знают что мне подарить, вот, хитрецы, ловко так и выспрашивают; я тоже, ловко ,так, будто ничевусеньки не понимаю, и стала им объяснять, что y нас в гимназии y всякой девочки альбом для стихов есть, куда и ученицы, и учительницы, все что-нибудь пишут, a y меня, мол, нет. Поняли, преотлично поняли, многозначительно так переглянулись. Будет альбом.
A меренги какие дивные были, пальчики оближешь! Даже Ральф себе лапу облизал; правда, это не "витц" (- шутка по-немецки. – germiones_muzh.). Дома y нас мой черномазик за чаем всегда на отдельном стуле около меня восседает, ну, и тут затребовал, не успокоился, пока его к столу не пододвинули. Ем я, a он умильно так на крем смотрит, голову скривил, глаза скосил, почмокивает и облизывается, а передними лапами на стуле перебирает и даже немного подвизгивает от нетерпения. Он в этом отношении совсем в меня: крем, шоколад и ореховую халву обожает. Ну, как отказать! Дала ему большой кусок с кремом, да он, дурень, половину себе на лапу и уронил. Ничего, чистенько потом вылизал.
Попили мы, поели, поболтали, да в половине десятого уже и дома были.
В воскресенье я утром раненько уроки выучила, потому что днем должны были придти Люба и Володя, a он нас снять (- фотографическим аппаратом. – germiones_muzh.) обещал, -- до сих пор все еще не приходилось.
Прилетел, как всегда, веселый, сияющий, только около левого глаза здоровеннейший синяк, или скорее даже желтяк, с лиловыми разводами, -- последний крик моды такое сочетание цветов, уверяет он.
-- Это ж, -- говорю, -- кто тебя так благословил?
-- Пострадал, Мурка, невинно пострадал из-за хлеба насущного, во время избиения младенцев.
-- Это еще что за избиение?
-- A видишь ли, y нас такой устав военный существует, чтобы новичкам, значит, горбушек и не нюхать, -- это, мол, только для старослужащих.
-- Что ты там еще врешь?
-- Ел боб, не вру!
-- Что это за "ел боб" такой?
-- A это, видишь ли, потому, что божиться грешно, говорят, Бога всуе поминать, ну, a "ел боб" сказать -- какой же грех? -- a все равно клятва: соврать, значит, не моги.
-- Ну, ладно, a синяк-то все-таки откуда?
-- Говорю, невинно пострадал. Прихожу вчера в столовую, a на моем приборе горбушка лежит, пузыристая такая, как губка, не от нижней корки -- та все одно, что подметка, -- a верхняя (Володя даже при одном воспоминании облизнулся). И ведь знаю, придут "старики", отымут. Я ее живо цап -- да в карман, только откусил, сколько в рот влезло. Не успел еще и разжевать толком, как уж вся гурьба и нахлынула. Они как придут, сейчас первым долгом розыск горбушек. И тут тоже самое:
-- Красногорский, a твой хлеб где? -- кричит самый наш верзила и горлан Дубов. Я и ответить не успел, a он:
-- А жуешь что? А? Краюхи утаивать? Старших обжуливать? Эй, братцы, вытряхнуть из него горбушку!
-- И вытряхнули?
-- Вытряхнули, да еще как! Вот и орденом сим за отличие снабдили, -- докончил он, показывая на "последний крик моды".
Весело же там y них! Я бы всегда битая ходила, потому горбушки, да еще такие пузыристые, до смерти люблю.
В ожидании Любы мы пошли в мою комнату, то есть Володя пошел, a меня мамочка позвала примерять платье, которое портниха принесла.
Возвращаюсь, смотрю, -- Володя что-то кончает писать и с шиком расчеркивается. О ужас! -- альбом Ермолаевой, который она дала мне, чтобы я ей что-нибудь на память написала!
-- Ты что там царапаешь?
-- Да уж очень чувствительные все вещи y этой девицы понаписаны, вот например:Душедрательно!.. Сногсшибательно! Ел боб, я умилен!.. Мурка, Мурка, неужто ты ничего еще глупее не выдумала?
Вот противный, вот бездушный, смеет смеяться над такими дивными стихами!
Я ему отвечаю одним только словом:
-- Дурак!
-- "Рад стараться, ваше превосходительство!"
Даже не рассердился, урод.
-- Знаешь, Муська, я так тронут, так умилен, что не мог воздержаться, и в порыве восторга тоже написал сей неведомой девице разумный совет, как быть счастливой, слушай:(- ччерт. Всё еще, оказывается всамначале! Позапозапозавчера на рейде Порт-Артура был первый сухоморской бой: ниппонцы "примерили" наши бронебойные, а мы - их фугасы с "шимозой"... Дядь Коле придется несладко. - germiones_muzh.) Небось, пишете, пишете, a нет, чтобы разумный, истинно дружеский совет подруге дать. Коли она этим не довольна будет, уж не знаю, чем ей и угодить.
Вот противный мальчишка! Вот чучело! Но надо ему отдать справедливость, смешное чучело.
Я злюсь, но начинаю хохотать, a за моей спиной тоже кто-то заливается-хохочет; это Люба незаметно вошла, -- мы за своими литературными разговорами и звонка не слышали.
-- А! -- воскликнул Володя, низко раскланиваясь: -- честь имею кланяться.
-- Здравствуйте, -- говорит Люба.
-- А осмеливаюсь спросить о дражайшем здравии и благоденствии m-lle Армяш-де-Терракот (- географичка Елен Петровна. Володя разгадал ее национальность. - germiones_muzh.)? -- продолжает он балаганить.
-- Здорова и вам кланяется, -- отвечает Люба.
-- Тронут... двинут... могу сказать -- опрокинут, -- и, перекувырнувшись ногами кверху, Володя падает на пол.
Тут в дело вмешался Ральфик, примчавшийся, как угорелый, на этот шум. Володькины ноги дрыгали еще в воздухе, как он, подпрыгнув, ловко вцепился в края его "пьедесталов" и казенному имуществу грозила крутая беда.
Ну, нахохотались же мы и надурачились, что называется вволю, пока не вспомнили про фотографию; чуть-чуть опять не забыли!
Володя сделал несколько снимков в разных позах: и нас с Любой вдвоем, и с Ральфом втроем, и порознь всех троих. Увидим, удачно ли выйдет. С ними еще что-то нужно делать, проявлять как-то, и то еще не сразу верно получится, a сперва на стекле все будет вверх ногами. Ну, да это глупости, посмотреть все-таки можно: только перевернуть пластинку, -- и ноги окажутся внизу, a голова там, где ей полагается.
После обеда Володя скоро сократился вместе с дядей Колей, который тоже y нас обедал. Бедный дядя мой что-то притих, кажется y него на душе кошки скребут; мамуся говорила, что, быть может, его скоро возьмут на войну, тогда ему придется уехать и оставить Володю одного. Конечно, он не трусит и противных япошек с радостью поколотит, но мамуся говорила, что он страшно огорчен разлукой с Володей. Подумайте только, ведь y бедного дяди умерла жена и его первый старший сын Саша, один только единственный Володя и остался, еще бы душа не болела! Бедный дядюшка! Мне так за него грустно сделалось, что и дурачиться охота пропала; уселись мы с Любой тихо и чинно в моей комнате на диванчик и стали беседовать.
Люблю я свою комнатку -- маленькая, уютная, особенно когда фонарик зажгут, -- он такой голубовато-зеленый, аквамариновый, и свет от него мягкий, точно лунные лучи, -- a вы ведь знаете, как я луну люблю; при ней все точно в сказке, такое таинственное и будто колышется; красиво. A на душе и хорошо, и чуть-чуть жутко!
И припомнилась мне настоящая луна, которая это лето так славно светила нам в лесу, когда мы елку устраивали (- летнюю елку, на ДР. Это до гимназии – в «Воспоминаниях счастливой девочки». – germiones_muzh.). Припомнила и стала Любе рассказывать и про это, и про все вообще. Вспомнила своего доброго, славного "рыцаря" Митю, своего милого "пеклеванного" мальчика, как он всегда угождал мне, как любил меня. Рассказала Любе и про шишку, которую я себе набила, и как Митя ею огорчен был и, чтобы хоть сколько-нибудь меня утешить, ежедневно таскал мне "миньон" (- тот что у Блока: шоколад. – germiones_muzh.) от своей тетки, и как она застала его и назвала вором. Бедный, бедный мальчик, такой честный, такой правдивый и вдруг -- "вор", и это из-за меня! Сказала я ей, как он просил меня выйти за него замуж, и я обещала, потому что он так плакал, так плакал и иначе никогда не перестал бы.
-- Так ты, значит, решила замуж выходить? -- говорит Люба.
-- Да я и не знаю... Если обещала... Ведь нечестно... Он так любит меня!..
-- А если другой тебя также полюбит и тоже плакать будет? (- правильная мысль. А разводиться в Российской Империи было трудным делом. – germiones_muzh.)
-- Зачем? Нет, верно не полюбит, a то... Я не знаю...
"А я тебе говорю, что непременно полюбит, потому ты ужасно хорошенькая, это все говорят. Да вот наш Саша, -- ты ему страшно нравишься, он тебе даже стихи посвятил и теперь журнал еженедельный издает в твою честь. Я уходила, смотрю, сидит, корпит, каракульки выводит. Хотела посмотреть, не показал. Завтра, верно, сам принесет.
Ну, Саша то ерунда, не считается, но что, если и правда меня три, четыре, десять человек полюбят, и все плакать станут? Ведь не за десять же человек выходить?..
A ну, их совсем! Вот нашла о чем думать! Ведь это выйдет, что я записываю воспоминания о будущем, a не о прошлом.
Уф, устала! Вот расписалась!

ВЕРА НОВИЦКАЯ (1873 - ?)