НАШИ УЧИТЕЛЬНИЦЫ
ну, теперь я кажется, всякий уголок и закоулочек y нас в гимназии знаю, все облетела и высмотрела.
В самом низу один только первый, выпускной класс (- нумерация шла в обратном порядке! – germiones_muzh.), квартира начальницы, докторская, дамская и еще какая-то большая-большая комната, с желтыми шкафами и столами, a на них все хитрые машины стоят; написано "физический кабинет", но, кто его знает, что там делают. В среднем этаже второй, третий и четвертый классы, a на самом верху остальные. Во всех трех этажах есть коридор и зала, и оба верхних, как две капли воды, друг на друга похожи, только в средней зале есть образ "Благословения детей" (- икона. - germiones_muzh.), потому что там всякое утро общая молитва бывает.
Нам, малышам, бегать вниз только до начала уроков позволяют, a потом ни-ни.
Класс у нас большой, светлый, веселенький. Уроков каждый день пять полагается, только в субботу четыре.
Вот одна за другой, стали учительницы являться.
Русская -- тот же самый милый, толстый Барбос, который экзаменовал меня, настоящее его имя -- Ольга Викторовна.
Француженка -- тоже та самая, что меня на экзамене спрашивала, только теперь она как будто побелела -- меньше йодом намазана. Зовут ее -- Надежда Аркадьевна, -- она русская француженка, не французская (- Мусю учила французскому мама – и гувернантка. Французская француженка. – germiones_muzh.).
Девочки её не любят, говорят цыганка, a мне она нравится, хотя правда -- не красивая: глаза у черные и точно вон выскочить собираются, a прическа -- как большое-большое гнездо. Bсe-таки она славная.
Попинька же y нас премиленький, настоящий душка; некрасивый и тоже желтоватый, но весёлый, ласковый, постоянно шутит и нас иначе, как "кралечками" да "красавицами" и не называет. -- Евгения Васильевна (это нашу классную даму так зовут) говорила, кажется, что он академик, но, конечно, это вздор или я что-нибудь не разобрала, или она напутала. Первый раз слышу!.. То есть, понятно, не про академию, это я давным-давно знаю, да и дядя Коля мой -- академик; но то совсем другое, он офицер, -- так ему и полагается значок, шпоры и аксельбанты носить, но чтобы наш милый поп-батинька нарядился!!..
Конечно, ерунда. (- тем неменее, как дядь Коля окончил Академию генштаба – так и священник, преподающий Закон Божий, учился в Духовной академии. А шпоры неносит из скромности. – germiones_muzh.)
Ну, и немка y нас! Откуда это только такую откопали? Уж кого-кого, a ее верно циркулем не обводили. Ни дать, ни взять две дощечки в синее платье нарядились, и всю ее точно из треугольников сложили: локти углом, подбородок углом, нос углом, глаза карие и ужасно блестящие, щеки будто вдавленные, но розовые, a сама такая длинная, что хочется ее взять да посередине узлом завязать.
Зовут это сокровище m-lle Linde. Видно, злющая-презлющая, настоящая шипуля. A начнет по-русски говорить, все смеются: где только "л" попадется, она непременно мягкий знак поставит: "палька", "слюшайте". Ведь надо ж выдумать!
A я-то, чуть не на первом же уроке отличилась!
Повесили нам на доску картину, a там нарисована девочка на стуле, и волосы y неё размалеваны как раз, как пестрые кошки бывают. Стала М-lle Linde вопросы задавать, a девочки отвечать должны. Уж и отвечают они -- одно горе! На весь класс, кроме нас с Любой, всего пять-шесть есть, которые хотя что-нибудь маракуют. Вот немка и спрашивает одну девочку, -- Сахарова называется:
-- Was fabr Haare hat das Mädchen? (- Какого цвета волосы у девочки? [нем.] - germiones_muzh.)
Ta стоит, рот разинув, ничего не понимает, a я Любе потихоньку и говорю: "Bunte" -- правда ведь пестрые. Сахарова, умница дорогая, возьми, да и повтори:
-- Bunte!
Кто сообразил, понятно, так и покатился, мне тоже страшно смешно было, только я очень испугалась: ну, думаю, съест меня сейчас немка! Закусила я губу, сделала "святые глаза" и сижу тише воды, ниже травы. Классная дама кажется видела, что это я шепнула, но она только собрала свою носулю на веревочку и хохочет-заливается.
Немка посмотрела-посмотрела, ничего, сказала только Сахаровой: "Какие глюпости" и объявила, что "Das Mädchen hat blondes Haar". (- конечно, пестро были изображены на картинке именно блондинистые волосы. Контрастно тогда еще не красились. – germiones_muzh.) Хорошо, что сказала, иначе я бы до этого никогда не додумалась.
Кто ужасно-ужасно милый -- это учительница рисования. Высокая такая, волосы черные, глаза большущие, идет точно царица, но с нами такая ласковая, меня даже по голове погладила, a как в коридоре встретит, сейчас:
-- Ну-ка, черноглазый стригунчик, подите сюда, покажите ваши тараканчики.
Но если бы только вы видели, что этот самый "стригунчик" в тетрадке рисует!.. Господи, как мне совестно! Так бы хотелось угодить Юлии Григорьевне, но рука ни с места, a коли двинется, так и еще того хуже. И ведь есть же счастливые девочки, которые могут рисовать: и Юля Бек, и Зернова, да и "японочка" моя совсем недурно, a y меня -- Боже, Боже, что за ужасные кривули в тетрадке красуются!
Учительница географии y нас очень хорошенькая, зовут ее Елена Петровна; она совсем молоденькая, розовая, тоненькая, нарядная, и всегда как куколка одета. Девочки наши по ней с ума сходят, только не я. Вот хорошенькая она, a не нравится мне, потому что я знаю... То есть не знаю, а... Чувствую, что она никого из нас не любит. Я всегда чувствую, любят меня или нет, и когда нет, мне делается так неуютно, так холодно... А около неё всегда холодно, и глаза y неё недобрые.
Учительница же наша арифметики и того хуже. Это не та, что меня экзаменовала, совсем другая. Зовут ее Вера Андреевна. Она молодая, но вся красная, вечно по классу бегает, руки потирает и вертится, и крутится, ужасно ей хочется миленькой быть, a только по-моему она противная. Мы с Любой ее сейчас же "краснокожим индейцем" прозвали; все девочки одобрили, теперь ее никто иначе и не называет.
Весело y нас в гимназии, просто чудо! Чего-чего мы только на переменках не вытворяем, -- да кабы только на переменках, на уроках тоже всяко бывает. У нас своя компания, хоть и маленькая, но, правду надо сказать, шумная. Говорят, что мы и на новеньких не похожи, так скоро ко всему привыкли.
Да, все это хорошо, a уроки-то на завтра все-таки выучить надо, это не дома, тут весь класс слушает, да и перед учительницами совестно. И задана-то гадость какая: горизонт, небосклон, параллельные круги -- покорно благодарю. И зачем только все это выдумали?
Бегу, a то мамочка ворчать будет.
Только что пришло письмо от тети Лидуши; пишет, что она с мужем приедет через месяц из Швейцарш и привезет мне что-то очень хорошее. Что бы это могло быть? И отчего прямо не сказать? Извольте-ка четыре недели мучиться!
ВЕРА НОВИЦКАЯ (1873 - ?)
ну, теперь я кажется, всякий уголок и закоулочек y нас в гимназии знаю, все облетела и высмотрела.
В самом низу один только первый, выпускной класс (- нумерация шла в обратном порядке! – germiones_muzh.), квартира начальницы, докторская, дамская и еще какая-то большая-большая комната, с желтыми шкафами и столами, a на них все хитрые машины стоят; написано "физический кабинет", но, кто его знает, что там делают. В среднем этаже второй, третий и четвертый классы, a на самом верху остальные. Во всех трех этажах есть коридор и зала, и оба верхних, как две капли воды, друг на друга похожи, только в средней зале есть образ "Благословения детей" (- икона. - germiones_muzh.), потому что там всякое утро общая молитва бывает.
Нам, малышам, бегать вниз только до начала уроков позволяют, a потом ни-ни.
Класс у нас большой, светлый, веселенький. Уроков каждый день пять полагается, только в субботу четыре.
Вот одна за другой, стали учительницы являться.
Русская -- тот же самый милый, толстый Барбос, который экзаменовал меня, настоящее его имя -- Ольга Викторовна.
Француженка -- тоже та самая, что меня на экзамене спрашивала, только теперь она как будто побелела -- меньше йодом намазана. Зовут ее -- Надежда Аркадьевна, -- она русская француженка, не французская (- Мусю учила французскому мама – и гувернантка. Французская француженка. – germiones_muzh.).
Девочки её не любят, говорят цыганка, a мне она нравится, хотя правда -- не красивая: глаза у черные и точно вон выскочить собираются, a прическа -- как большое-большое гнездо. Bсe-таки она славная.
Попинька же y нас премиленький, настоящий душка; некрасивый и тоже желтоватый, но весёлый, ласковый, постоянно шутит и нас иначе, как "кралечками" да "красавицами" и не называет. -- Евгения Васильевна (это нашу классную даму так зовут) говорила, кажется, что он академик, но, конечно, это вздор или я что-нибудь не разобрала, или она напутала. Первый раз слышу!.. То есть, понятно, не про академию, это я давным-давно знаю, да и дядя Коля мой -- академик; но то совсем другое, он офицер, -- так ему и полагается значок, шпоры и аксельбанты носить, но чтобы наш милый поп-батинька нарядился!!..
Конечно, ерунда. (- тем неменее, как дядь Коля окончил Академию генштаба – так и священник, преподающий Закон Божий, учился в Духовной академии. А шпоры неносит из скромности. – germiones_muzh.)
Ну, и немка y нас! Откуда это только такую откопали? Уж кого-кого, a ее верно циркулем не обводили. Ни дать, ни взять две дощечки в синее платье нарядились, и всю ее точно из треугольников сложили: локти углом, подбородок углом, нос углом, глаза карие и ужасно блестящие, щеки будто вдавленные, но розовые, a сама такая длинная, что хочется ее взять да посередине узлом завязать.
Зовут это сокровище m-lle Linde. Видно, злющая-презлющая, настоящая шипуля. A начнет по-русски говорить, все смеются: где только "л" попадется, она непременно мягкий знак поставит: "палька", "слюшайте". Ведь надо ж выдумать!
A я-то, чуть не на первом же уроке отличилась!
Повесили нам на доску картину, a там нарисована девочка на стуле, и волосы y неё размалеваны как раз, как пестрые кошки бывают. Стала М-lle Linde вопросы задавать, a девочки отвечать должны. Уж и отвечают они -- одно горе! На весь класс, кроме нас с Любой, всего пять-шесть есть, которые хотя что-нибудь маракуют. Вот немка и спрашивает одну девочку, -- Сахарова называется:
-- Was fabr Haare hat das Mädchen? (- Какого цвета волосы у девочки? [нем.] - germiones_muzh.)
Ta стоит, рот разинув, ничего не понимает, a я Любе потихоньку и говорю: "Bunte" -- правда ведь пестрые. Сахарова, умница дорогая, возьми, да и повтори:
-- Bunte!
Кто сообразил, понятно, так и покатился, мне тоже страшно смешно было, только я очень испугалась: ну, думаю, съест меня сейчас немка! Закусила я губу, сделала "святые глаза" и сижу тише воды, ниже травы. Классная дама кажется видела, что это я шепнула, но она только собрала свою носулю на веревочку и хохочет-заливается.
Немка посмотрела-посмотрела, ничего, сказала только Сахаровой: "Какие глюпости" и объявила, что "Das Mädchen hat blondes Haar". (- конечно, пестро были изображены на картинке именно блондинистые волосы. Контрастно тогда еще не красились. – germiones_muzh.) Хорошо, что сказала, иначе я бы до этого никогда не додумалась.
Кто ужасно-ужасно милый -- это учительница рисования. Высокая такая, волосы черные, глаза большущие, идет точно царица, но с нами такая ласковая, меня даже по голове погладила, a как в коридоре встретит, сейчас:
-- Ну-ка, черноглазый стригунчик, подите сюда, покажите ваши тараканчики.
Но если бы только вы видели, что этот самый "стригунчик" в тетрадке рисует!.. Господи, как мне совестно! Так бы хотелось угодить Юлии Григорьевне, но рука ни с места, a коли двинется, так и еще того хуже. И ведь есть же счастливые девочки, которые могут рисовать: и Юля Бек, и Зернова, да и "японочка" моя совсем недурно, a y меня -- Боже, Боже, что за ужасные кривули в тетрадке красуются!
Учительница географии y нас очень хорошенькая, зовут ее Елена Петровна; она совсем молоденькая, розовая, тоненькая, нарядная, и всегда как куколка одета. Девочки наши по ней с ума сходят, только не я. Вот хорошенькая она, a не нравится мне, потому что я знаю... То есть не знаю, а... Чувствую, что она никого из нас не любит. Я всегда чувствую, любят меня или нет, и когда нет, мне делается так неуютно, так холодно... А около неё всегда холодно, и глаза y неё недобрые.
Учительница же наша арифметики и того хуже. Это не та, что меня экзаменовала, совсем другая. Зовут ее Вера Андреевна. Она молодая, но вся красная, вечно по классу бегает, руки потирает и вертится, и крутится, ужасно ей хочется миленькой быть, a только по-моему она противная. Мы с Любой ее сейчас же "краснокожим индейцем" прозвали; все девочки одобрили, теперь ее никто иначе и не называет.
Весело y нас в гимназии, просто чудо! Чего-чего мы только на переменках не вытворяем, -- да кабы только на переменках, на уроках тоже всяко бывает. У нас своя компания, хоть и маленькая, но, правду надо сказать, шумная. Говорят, что мы и на новеньких не похожи, так скоро ко всему привыкли.
Да, все это хорошо, a уроки-то на завтра все-таки выучить надо, это не дома, тут весь класс слушает, да и перед учительницами совестно. И задана-то гадость какая: горизонт, небосклон, параллельные круги -- покорно благодарю. И зачем только все это выдумали?
Бегу, a то мамочка ворчать будет.
Только что пришло письмо от тети Лидуши; пишет, что она с мужем приедет через месяц из Швейцарш и привезет мне что-то очень хорошее. Что бы это могло быть? И отчего прямо не сказать? Извольте-ка четыре недели мучиться!
ВЕРА НОВИЦКАЯ (1873 - ?)
Leave a comment