на палубе церковная служба. Колумбийский епископ говорит об очищающем влиянии войны. Вместе с ним служит викарий из мулатов, натуральный цвет лица которого имеет ярко-желтый оттенок: совершенно как апельсин на катафалке. Благодаря стараниям Трансатлантической компании можно под тропиком Рака слушать дуэт из «Манон» (- опера Пуччини. – germiones_muzh.). Невозможно отрицать прогресс. Исполняемого на фортепиано балета «Иродиада» никто не может избежать. Показывается военный доктор, на свободе, в лирическом настроении; он откидывает назад голову, складывает губы сердечком и декламирует нараспев сонет, в котором речь идет о «женщине вечно мертвой». Удивительно, как у него с носа не соскользнет пенснэ.
Все пассажиры пакетбота налицо. Даже из междупалубного пространства незаметно выползли его обитатели.
Много людей смешанной крови. Мулат с усами, как у полицейского, в длинном белом галстуке, заткнутом булавкою с бриллиантом, в морской фуражке, распоряжается балом.
Старожил каторги, в котором, несмотря на его три галуна, не трудно узнать простого надзирателя, с прыщавой физиономией старого пьяницы, храпит, надвинув на глаза кепи. На другой стороне палубы тихо. В окошечко одной каюты видна негритянка в красном мадрасском платке, которая с дьявольским выражением таскает по полу и награждает шлепками прелестного белокурого кудрявого мальчика, не смеющего плакать из-за страха привлечь внимание.
томбола (- лотерея. – germiones_muzh.)
Небольшие короткие волны, с пенящимися гребешками, бороздят поверхность моря. По мере приближения к тропикам краски становятся нежнее и прозрачнее. Все оттенки лазури сливаются в один нежно-голубой цвет. От корабля и до горизонта набегают длинные полосы отливающей разными красками воды; в этом движении без конца море то светлеет, то темнеет, то снова становится синей его первородная субстанция. Появляются и исчезают радуги. Небо, с плывущими по нем перламутровыми облаками, точно застыло над слегка колеблющейся водой. Едва заметный золотисторозовый пар расстилается над волнующейся поверхностью моря и обрисовывает каждую волну. Но сильного волнения нет, лишь небольшая зыбь и легкое колебание расплывающихся красок. Неслышно скользит пароход. Кажется даже, что умолк шум машины. Гвоздь сегодняшнего дня — это бородатый «падре», в высоких сапогах, украшенный орденами, выигравший в лоттерею пару шелковых чулок и коробку пудры.
джунгли
Сегодня вечером соблазнитель лежит у себя в каюте. У него плохой вид. Ему нездоровится. Я сажусь рядом с ним. В этих четырех, окрашенных белой краской стенах чувствуется горячее дыхание джунглей. Ни малейшее дуновение ветерка не проникает через открытый иллюминатор. Он говорит:
— Никогда я не был так счастлив, как в лесу. Лес там называется джунглями. Я пережил в них лихорадочные часы, которые стоят самых интересных любовных приключений, никогда, впрочем, не испытанных мною. Вы цивилизованный человек! Вы не имеете понятия о радостях, которые дает лес, плавание целыми неделями по большим рекам или речкам, сидя согнувшись в пироге под давящим, как раскаленный свинец, небом, и глядя на плывущих за пирогой кайманов, верных ваших спутников. Или, когда приходится пробираться, с саблей (- вместо мачете. – germiones_muzh.) в руке, сквозь чащу лиан и бамбуков; или утопать по пояс в гнилом болоте, полном насекомых; вы не знаете опьяняющих запахов леса после дождя; скачков пироги на пенящихся стремнинах, глухих голосов гребцов, поющих песни по вечерам. Вы не знаете ночи в джунглях, ее угрожающей тишины, летучих мышей, с мягким шуршанием задевающих вас крылом, неотвязчивого крика лягушки-вола. Но менее всего вы знаете это опьянение опасностью и одиночеством, овладевающее человеком, связанным с судьбою, повергающей его в уныние.
«Настоящая жизнь возможна только в джунглях, где вы чувствуете за спиной их дыхание, а не в вашей истеричной и чахлой Европе. Да! Это дыхание полно силы, от него несет запахом мертвечины».
«Джунгли это место свалки: люди, животные и растения служат им материалом для перегноя и вся эта гниль находится в брожении под густым сводом листвы».
«Сколько раз и с каким наслаждением я вдыхал этот удушливый лесной воздух, где смешиваются все запахи творения. Преобладают два аромата: зарождающейся жизни и смерти».
«На каждой ветке, в каждом пучке растущей в бамбуковой чаще травы, под зеленой тенью мангового дерева, я, как собака на следу, обонял эти ароматы».
«Едва вы вступите в джунгли, как прикоснетесь рукой к горячей тайне существования».
«Удивительные плоды висят на ветках; но они ядовиты. Цветы, бархатистые, как зрачок глаза и желанные, как женщины, трепещат в тени листвы; но они смертельны. Разноцветные, как драгоценные камни, мухи, заражают вас язвами. Корни съедобных растений вызывают смерть. Смерть неутомимо царит над этим неистощимым плодородием».
«Я жил под тропиками, в этом дымящемся сердце земли, я объездил моря, кишащие ядовитыми рыбами, обжигающими скатами и медузами, эти изнывающие от жары моря, вздуваемые внезапным подъемом воды; эти острова, где дремлют вулканы, увенчанные шапкой из облаков; эти широкие реки, своей грязью окрашивающие океан в желтый цвет».
«Теперь я избрал другие джунгли, но я жалею настоящие».
Дезирада (- остров в Карибском море. – germiones_muzh.)
Двенадцать дней морского пути оканчиваются. Двенадцать дней под широким сводом неба. Ясные дни на палубе; мечтания в полудремоте среди лазури. Мелькает золотистая спина летучей рыбы на гребне волны.
На пакетботе создается особый мир, который перемещается вместе с вечной линией горизонта. Время и пространство упразднены.
Пакетбот это царство иллюзий. Переход по морю подобен волшебнику. Рождаются миражи. Их мнимые образы озарены светом вечности.
Зачем оканчивается переход? Разве нельзя всю жизнь плыть в этой безбрежной лазури?
Но всему бывает конец.
Длинная серая полоска показывается на горизонте; зеленоватый пар поднимается над водою.
Это земля!
Это Дезирада!
Когда-то мореплаватели окрестили этим красивым именем так долго жданный остров. А мы теперь мечтали о желании, которому нет конца, о корабле, не находящем пристанища, о путешествии без срока. О, Дезирада, как мало мы обрадовались тебе, когда из моря выросли твои поросшие манцениловыми деревьями склоны.
ЛУИ ШАДУРН (1890 – 1925. француз, поэт, солдат 1 Мировой, путешественник)