На последующих заседаниях подсудимые уже не выглядели такими запуганными. Митмаяна понемногу начала разбираться в том, что говорилось. Утешительного мало. Все выступавшие обрушились на индейцев, утверждая, что они — отсталая, низшая раса. Индейцы рождены для того, чтобы обрабатывать землю, и не должны стремиться убежать от своей судьбы. Некогда они работали на Инков, потом на испанцев, ныне они обязаны трудиться для тех, кто за деньги приобретает землю, на которой они живут. Индеец неотделим от земли, а поэтому находится в полном распоряжении ее хозяина и должен повиноваться ему... Молодой защитник сидел подавленный, лицо его помрачнело, он нервно покусывал губы и молчал. Адвокаты обвинения со снисходительными улыбками поглядывали, на него. А во взгляде сеньора Кантито читалось явное торжество. «Что с нами будет?» думала Митмаяна, снова обращаясь к Иисусу, который печально созерцал огромный зал суда. Услышали ее и другие святые, и Вайра почувствовала, что она не одинока, они ей помогут.
Свободные от заседаний дни индейцы проводили в храме. Они часами стояли на коленях, клали бесчисленные поклоны, и добрые, светящиеся отеческой любовью глаза святых обращали на них свой сострадатель¬ный взгляд. Чтобы заслужить расположение святых, индейцы на коленях ползли от двери до алтаря, моля о милосердии, они верили, что в последний день суда святые произнесут справедливый приговор устами судьи.
В одно из последних заседаний слово взял пожилой адвокат, судя по всему, важная птица. До сих пор он ничем не выделялся среди других, разве только тем, что всегда сидел по правую сторону от сеньора Кантито. Он напоминал старого сонливого медведя, которому и пошевелиться-то лень, а не то что охотиться за добычей. Сейчас, когда адвокат заговорил, лицо его показалось Вайре знакомым. Где-то она его видела и даже как будто довольно часто. Вспомнила! У врача, у своего давнишнего хозяина. Он приходил к ним по вечерам и заводил бесконечные споры о политике. Хозяин всегда защищал бедных, а адвокат богатых.
Пораженная Митмаяна смотрела на адвоката. Глаза его метали молнии, голос угрожающе гремел. Он гово¬рил о ней, Вайра почувствовала, как волосы на ее го¬лове зашевелились. Адвокат утверждал, что за всю свою жизнь не встречал преступницы страшнее ее. Она была зачинщицей варварского убийства и своими руками сожгла хозяина. Она призывала к грабежу и разрушению асьенды.
Тут защитник индейцев не выдержал. Он вскочил с гневным криком:
- Ложь! Обвиняемые не прикасались к имуществу асьенды!
- Прерывать запрещено, — зазвонив в колокольчик, строго остановил его судья.
- Это не ложь, — победоносно посмотрев на юношу, продолжал адвокат, — я основываюсь на материалах следствия и протоколах осмотра, произведенного согласно закону. Преступница, по имени Митмаяна, не ограничилась этими злодеяниями, она подстрекала к бунту мирных индейцев окрестных селений. Прежде чем мой юный противник еще раз прервет меня, я поспешу сослаться на многочисленные показания свидетелей, присутствовавших на месте преступления.
Адвокат еще долго говорил. Сеньор Кантито вместе с родственниками пострадавших всячески выражал са¬мое горячее одобрение. Заканчивая, он откашлялся и, повысив голос, провозгласил:
- Считая, что участие подсудимых в преступлении бесспорно и неопровержимо доказано, а также, что установлено, кто именно совершил убийство, я требую примерного наказания для мятежников. Подсудимые совершили следующие преступления: подняли бунт, грабили и разоряли чужую собственность и, наконец, убили своего хозяина. За участие в мятеже и за убийство эта шайка, согласно уголовному кодексу, должна подвергнуться смертной казни. Я требую смерти, сеньоры судьи, для Митмаяны и для всех хилякатов.
Наградой за блистательную речь адвоката были не только аплодисменты, в зале раздался одинокий пронзи¬тельный свист. Сердца обвиняемых тревожно сжались, словно чья-то холодная рука сдавила их.
На следующий день, открывая заседание, судья сурово и торжественно объявил:
- Слово имеет адвокат противной стороны.
Молодой адвокат побледнел, взволнованно откашлялся и дрожащей рукой провел по волосам.
- Сеньор судья! — начал он. — Сеньоры адвокаты, несчастные граждане! — адвокат повернулся к индейцам.
Судья недовольно нахмурился. Где это видано, чтобы индейцев называли гражданами? Что он говорит? Адвокаты обвинения, уверенные в своем превосходстве, иронически улыбались. Юный защитник, однако, поборол свое волнение и, указывая пальцем на изысканное общество за судейским столом, спокойно заговорил.
- Перед нами горы бумаги и семь объемистых томов, содержащих 3856 страниц, из которых 219 прихо¬дятся на долю следственных материалов, 184 — на долю показаний свидетелей, из них 176 — свидетелей обвине¬ния и только 8 — свидетелей зашиты. Цифра весьма красноречивая. К этому надо добавить 23 исчерпываю¬щих доклада и 8 протоколов осмотра...
- Мы не на лекции по статистике! — возмущенно воскликнул доктор Кантито.
Судья позвонил в колокольчик.
- ...и 8 протоколов осмотра, — продолжал адвокат,— а также справки и сообщения по делу. Но все эти бу¬маги в наших руках напоминают слабый луч в непроницаемой тьме ночи. Этот луч бросает свет лишь на мятеж¬ную толпу индейцев, швыряющих в громадный костер богатого и великодушного помещика...
- Но это действительно было так! — опять прервал его доктор Кантито. Колокольчик судьи вновь зазвонил.
- Поэтому факты встают перед нами в весьма одностороннем и неполном освещении. Мы лишены возможно¬сти узнать, что же предшествовало этой сцене. Нетрудно понять, что ведение процесса полностью отвечает интере¬сам обвинения, обвиняемые устранены от разбора дела и брошены в тюрьму со связанными руками...
- Ложь! — не очень уверенно пробормотал какой-то адвокат.
- Ложь это или правда, мы выясним на последующих заседаниях. Сейчас мы ограничимся некоторыми замечаниями общего порядка. Вспомним, например, далёкое прошлое индейцев на территорий нашей страны. Еще до Колумба...
- Мы не на лекции по истории!— снова раздался голос доктора Кантито.
Но молодой адвокат продолжал говорить, он коротко остановился на общественном устройстве государства Инков, которые, в противоположность грекам и римля¬нам, не знали рабства и не порабощали других народов, подобно государствам средневековья. Инки умели ува¬жать человека, их государство не знало голода, безрабо¬тицы, проституции. Подданными царя были землевла¬дельцы, и урожай они собирали для себя, а не для ино¬земного тирана. Все члены общества имели право, на свободный и достойный труд.
- Вранье! — прорычал разозленный доктор Кантито.
- Инка был тираном, — выступил один из адвока¬тов,— его подданные жили в нищете и страхе! И во¬обще, не хватит ли истории?
Недовольный ропот пробежал по рядам публики. Судья опять взялся за колокольчик.
Больше молодому защитнику не удалось произнести ни одной фразы без того, чтобы его не прервали. По¬скольку волнение среди присутствующих на суде все воз¬растало и гул голосов становился все более угрожаю¬щим, судья решил закрыть заседание.
Оба последующих заседания были очень непродолжи¬тельными и походили на предыдущее. Однако постоян¬ные протесты защиты обвинения и наглые выкрики, ка¬залось, только придавали сил адвокату индейцев. Он всё же сумел высказать свою основную мысль: в тот день, когда был убит Инка Атавальпа, для индейцев началось рабство, которое длится до сих пор.
Слухи о прениях в суде тотчас же распространились по городу и произвели небывалую сенсацию. Речь от¬важного адвоката привлекла новые толпы публики. И здание суда было набито до отказа. Наконец появился судья, потом прокурор и обвиняемые, за ними адвокаты обвинения, но защитник обвиняемых не пришел. Пу¬блика начинала проявлять нетерпение. Доктор Кантито с беспокойством оглядывался, прокурор, сложив руки на объемистом животе, похрустывал пальцами. Истекало время, положенное на ожидание, но защитник не шел.
Тогда судья, высказав глубокое сожаление, был вынужден объявить разбор дела законченным. Его слова заглушил единодушный свист, который удалось прервать только с помощью полиции. Когда народ расходился, пронесся слух, что молодой адвокат выслан в админи¬стративном порядке как коммунист.
Обвиняемые поняли, что их положение резко ухудши¬лось. Раз адвокат не пришел их защищать, значит, все от них отвернулись, никто не хочет им помочь. Их по¬следней надеждой был бог, всевидящий и всепрощаю¬щий. Теперь до алтаря тюремной церкви они ползли на коленях уже со двора.
- Христос наш всемилостивый, — молилась на кечуа Митмаяна, — Сан-Исидро и Санто-Эспириту, мама Бэлла и тата Токой, спасите нас, сжальтесь над нами. Не за себя я боюсь, а за моих дорогих крошек, о судьбе которых я ничего не знаю. Я молю вас именем моего покой¬ного мужа и моей дочери. Вы знаете, кто убил их, знаете, каким злодеем был ньу Исику. Простите мне мои прегрешения и сделайте так, чтобы я свободной вышла из тюрьмы. Вы всемогущи, ничто на свете не происходит без вашей воли. Просветлите головы судей, чтобы они не погубили нас.
День вынесения приговора приближался. Обвиняемые исповедались. Они каялись так чистосердечно, и слезы их были такими искренними, что даже привычный ко всему тюремный капеллан проникся их торжественным настроением, жесты его стали величественными, словно он действительно вверял несчастных в руки господни, Индейцы были полны веры во всемогущего бога.
Пусть все от них отвернулись, пусть адвокаты произ¬носят в суде свои лживые речи, они знали, что бог спра¬ведлив. Бог знает, кто виноват, он не даст засудить не¬винных.
Дни ожидания проходили спокойно, индейцы, по¬долгу молились, их сердца расцветали надеждой, как ди¬кие скалы весенними цветами. Здесь, у ног Христа, они проникались святыми чувствами. Чтобы еще больше за¬добрить бога, они причастились еще раз. Те, у кого со¬хранились кое-какие вещи, распродали все без остатка; на эти деньги индейцы купили свечи и цветы для украшения алтаря и благоговейно вкушали тело христово.
За день до вынесения приговора к обвиняемым при¬шел новый адвокат, тоже молодой. Он сказал, что будет их защищать, но долго не задержался. Он казался таким же добрым и внимательным, как и прежний. К со¬жалению, ему дали это дело уже тогда, когда оно бли¬зится к концу; единственное, что ему остается, — это при¬сутствовать при чтении приговора. Прощаясь, он пообе¬щал, что зайдет завтра, как только кончится заседание суда.
Закон, разумеется, справедлив и благоразумен, од¬нако он не разрешает обвиняемым слушать приговор из уст судьи, они слышат решение суда от адвоката или других лиц.
И вот наступил день вынесения приговора, безветренный и ясный. Солнце ласково улыбалось на безоблачном небе. В ближнем саду весело щебетали птички. Индейцы долго молились в тюремной церкви. Каждый из них смотрел в бесконечно глубокие, мученические глаза Христа. Они чувствовали, как великий покой снисходит на их исстрадавшиеся души.
Адвокат не пришел. Назавтра, в первом часу, хилякатов и Митмаяну отвели к начальнику тюрьмы. Ин¬дейцы были спокойны и уверенны, они не сомневались, что святые не дадут их в обиду. Их встретил человек с бумагой в руках. Это не был защитник; холодный, не¬дружелюбный взгляд коснулся их лиц. Индейцы почув¬ствовали, что ноги их обмякли, по спинам пробежала неприятная дрожь.
Человек сказал, что он доверенный доктора Кантито и пришел прочесть им приговор. Ужас сковал индейцев, мысленно они молились. Они обращались к Христу, Сан-Исидро и Санто-Эспириту, прося их милосердия и поддержки.
Чтение началось. Голос доверенного под низким потолком тюрьмы гремел, как гром, а взгляды, подобно вспышкам молний, выхватывали из толпы то одного, то другого индейца. Ощущение пеонов, слушавших безжалостные слова приговора, можно сравнить с чувством путника, когда его внезапно окутывает непроницаемое облако густой пыли. Приговор почти дословно повторял выступления адвокатов, в нем приводились те же доводы, те же мотивы обвинения. Потрясенные индейцы слышали, как он перечислил их поименно, а потом объявил: «Приговариваются к смертной казни».
Последней опорой индейцев были святые, они обратились к ним, но те молчали. Мрак вокруг пеонов сгущался, холодное лезвие медленно вонзалось в их сердца. Отчаянный плач нарушил гнетущую тишину. Это на руках своей матери плакал маленький Исику, слабый росток, едва теплившийся огонь большой надежды.
ХЕСУС ЛАРА (1898 – 1980. боливиец, индеец кечуа)