Вот как-то утром, пока Чернопалиха козу со двора в поле выгоняла, котофей с лежанки спрыгнул, потянулся, со всех кринок крышки лапкой посбивал и сметану сверху слизал. Раскрыть кринки сумел, а покрыть, как было, не догадался. Сел на пороге и давай мяукать жалостно. Тут хозяйка вернулась. Только успела она дверь открыть, как кот ей под ноги шмыгнул — и на чердак, а оттуда в поле да в лес. Сразу смекнула старая, что не зря кот, как ошпаренный, из избы выскочил. Стала своё хозяйство проверять. Увидала, что кот-котофей натворил, и заахала и вслед за котом на чердак полезла, чтобы его проучить. Она и всегда-то глазами тупа была, а тут со света да в сумрак — совсем как слепая. Стала по чердаку шарить, нащупала костлявыми руками что-то мягкое и пушистое.
— Ага, попался, разбойник! — обрадовалась старуха.
А это филин был. И начала она драть филина своими чёрными пальцами за то место, где уху быть. Трепала и приговаривала:
— Это тебе за сметану, это тебе за сметану!
Изловчился голован и царапнул Чернопалиху когтями. Только пуще рассердилась старая:
— Ах, ты ещё царапаешься! Это тебе за царапанье, это — за сметану!
Вырвался филин и спрятался в самый тёмный угол под крышей.
А бабка костылём стучала и грозилась:
— Будешь теперь знать, как сметану слизывать!
Котофей пропадал целые сутки, хозяйка о нём заскучала и, когда он явился, парного молока налила, приговаривая:
— Пей, милок, больше не стану за ухо трепать, только по кринкам не лазь!
На другой день, пока бабка куда-то отлучилась, кот опять кринки раскрыл и сметану слизал. Напроказил и сел на порог хозяйку ждать. Чуть приоткрыла старушка дверь, как он в сени шмыгнул, из сеней на чердак, с чердака в поле да в лес. Всплеснула руками Чернопалиха, когда увидала, какую беду кот натворил, и, стуча можжевеловым костылём, за ним на чердак полезла. Нащупала в сумраке за трубой мягкое да пушистое, с глазами как фонарики, и вцепилась в то место, где уху быть:
— Попался, разоритель!
Чтобы отпугнуть старуху, филин ухать начал: „Бу-гу! Бу-гу!"
Но бабка не сробела:
— Я тебе убегу!
И принялась драть да трепать филина ещё сильнее за то место, приговаривая:
— Это тебе за сметану, за сметану! Будешь знать, как с кринок крышки сбивать!
Пытался филин когтями оборониться, но старуха ловко за другое ухо перехватилась и ещё злее трепала:
— Кругом виноват, да ещё и царапается!
Еле вырвался филин и в самый тёмный угол запрятался.
А кот пропадал три дня и три ночи. Загоревала старуха и, когда проказник явился, не знала, чем его напоить, накормить. После того совсем избаловался котофей. Чуть старуха из избы — он сметану пробовать. А расплачивался за все его проделки чердачный жилец — филин-голован — круглая голова, жуткие глаза, мохнатые лапы. От старухиных потасовок у него над ушами перья вытянулись, огрубели, потемнели и стали пучками торчать, в виде кисточек, а глаза от страха стали совсем круглыми.
Покинул филин свой чердак и переселился в глухой дремучий лес. Там он и сейчас живёт — глазастый, ушастый, осторожный.
Чтобы какая бабка Чернопалиха с можжевеловой клюкой невзначай не зашла в его владения, филин ухает страшным голосом, пугая всех без разбора: „Бу-гу! Бу-гу!"
СЕРГЕЙ АФОНЬШИН. СКАЗКИ ЛЕСНОГО ЗАВОЛЖЬЯ