Они приближались к последнему перевалу. Вайра шла позади Симу, Она задыхалась под тяжестью здорового толстощекого мальчика, но старалась не отставать и не показывала виду, что смертельно устала. Ей страшно хотелось присесть хоть на минутку, отдохнуть, но было стыдно признаться мужу в своей слабости, и она продолжала шагать.
Когда они достигли перевала, Симу спустил с рук девочку и снял со спины узел.
- Скоро придем, — проговорил он, переводя дыхание. — Теперь уже близко.
Он сел, вытянув ноги и прислонившись спиною к выступу скалы. Вайра, облегченно вздохнув, примостилась рядом и стала кормить мальчика грудью.
Они шли уже второй день. За первую ночь они добрались до предгорья и немного поспали в овраге. Солнце было уже высоко, когда Симу и Вайра начали подниматься в горы. С детьми и вещами продвигались вперед очень медленно. Вторую ночь семья провела в глубоком укрытом от ветра ущелье, а на рассвете начала взбираться на самую крутую и высокую гору. Те¬перь они отдыхали на ее вершине. Повсюду, насколько хватал глаз, тянулись гряды гор, нагроможденных самым причудливым образом. Некоторые из них напоминали гигантских змей, свернувшихся в клубок, другие — стада фантастических животных, третьи — мрачные развалины сказочных дворцов. Некоторые касались облаков своими седыми вершинами, но были и такие, что едва поднимались от земли, словно прижавшись к ней. Горы... горы... горы... красные, зеленоватые, серые, голубые. Вайра, любившая горы с детства, окинула восторженным взглядом знакомую, но всегда волнующую кар¬тину. Родные, прекрасные горы! Вершины, пропасти, пологие склоны... Горы без конца и без края. Вайра смотрела, широко; открыв глаза. Далеко внизу виднелись яркие пятна пастбищ, под ними темнели заросли кустарника, ниже она различала леса и ровные площадки полей. А над вершинами свирепствовал беспощадный ветер, который царапал лицо своими ледяными когтями.
- Во-он там, — тихо сказал Симу, протянув руку, — там хижина моей матери.
Вайра всмотрелась и увидела в котловине узенькие полоски обработанной земли.
- Когда мы дойдем? — спросила она.
- Думаю, до вечера успеем.
- Значит, еще немного, и я обниму твою мать! — весело сказала Вайра.
Она помогла Симу взвалить узел на плечи, и они двинулись дальше.
Солнце клонилось к закату, горы оделись в чудесный наряд из золотой парчи, сотканной прощальными лучами, с голубой лентой тумана, поднимавшегося из теснин. Ветер не унимался. Теперь он трепал спутанные, как конская грива, густые темно-зеленые травы. Хотя и Симу и Вайра были привычны к ходьбе по горам, они очень устали и спуск давался тяжело. Тропинки были едва заметны, а порой и совсем исчезали. Острые колючки растений, как когти дикой кошки, впивались в руки и ноги. Местами заросли совершенно преграждали путь. Мелкие камешки выскальзывали из-под ног, и удержать равновесие было почти невозможно.
Закончив спуск, они слегка передохнули и торопливо пошли дальше. До селения оставалось немного, но уже темнело. Высоко над вершинами, с которых они спустились, вспыхивали первые звезды. Легкий ветерок шелестел в сухой траве. В кустах зажглись огоньки светлячков. Вот наконец его родная хижина!
Навстречу с хриплым злобным лаем выскочила собака. Услышав лай, из хижины вышла мать Симу, но и она встретила их совсем не так, как ожидала Вайра, — она, как и собака, яростно набросилась на сына.
- Зачем ты пришел, негодяй? — сипло закричала старуха. — Убирайся сейчас же! Из-за тебя умер отец!... Неблагодарный! Ты во всем виноват!
Симу и Вайра вздрогнули от неожиданности. Старуха не унималась.
- Чего тебе здесь надо? Ты не должен был возвращаться. А ты пришел и еще привел с собой чужую женщину. Убирайтесь оба…
Пораженный Симу молчал. Собака надрывалась и, прыгая вокруг него, лязгала зубами. Дети громко плакали. А мама Катира кричала:
- Уходи, говорю тебе! Не стой здесь! Уходи!
Вайра повернулась и пошла по тропинке. Симу, отбиваясь от собаки, нерешительно последовал за женой. Он был совершенно сбит с толку, не мог понять, что означало поведение матери. Куда теперь идти? Наконец собака отстала, и они остановились. Вайра посоветовала вернуться, чтобы переночевать хотя бы в кухне. Но едва они приблизились к хижине, все началось сначала: на них с рычанием бросилась собака, и опять выскочила из хижины мама Катира, на этот раз с палкой в руках. Пришлось уйти. Поплутав в темноте; они с трудом отыскали заросшую кустарником расщелину и устроились там на ночь. Симу совсем приуныл. Мать, видно, помешалась. Отец умер, вот она и не может никак успокоиться. Подумать только, чего она наговорила! Он виноват в смерти отца! Как это? Он был в городе, а отец дома... Вайра утешала мужа. Все образуется. Нет такой матери, которая не простила бы сына. Гнев матери, как пена: выкипит и пропадет, а под пеной — чистая вода материнской любви, которая никогда не иссякает...
Но и на следующее утро мама Катира оставалась непреклонной. Гнев ее обрушился не только на Симу, но и на Вайру, которую при дневном свете она хорошо рассмотрела. Интересно, что за бесстыжая тварь пришла с этим мерзавцем? Кто она? Откуда взялась? Зачем она, как пиявка, присосалась к нему? Пусть сейчас же убирается отсюда подальше!
- Она хорошая женщина, мать, — умоляюще пробормотал Симу. — Я люблю ее...
Он стоял перед матерью. Поодаль лежал узел, рядом с ним топталась Вайра с мальчиком на руках. Сиса испуганно ухватилась за ее юбку. Мама Катира, услышав, что сын осмелился возражать, подняла палку и несколько раз ударила его по плечам и голове. Симу не пошевелился, его руки были покорно сложены, а голова опущена. Мама Катира скоро устала. Она оперлась на палку, еще раз выругала Симу и Вайру и ушла в хижину. Им пришлось опять вернуться в ущелье. Там было очень сыро, и дети могли заболеть, поэтому Вайра предложила Симу попроситься к кому-нибудь из соседей. Их охотно пустил к себе живший неподалеку добрый тата Тимуку и разрешил расположиться на кухне. А вечером он отправился к маме Катире и попытался уговорить ее,
Старуха приняла тату Тимуку не очень любезно. Не успел он и рта открыть, как она накинулась на него за то, что он пустил к себе в дом ее негодного сына. И хорошо бы его одного, а то еще эту митму (- чужачку. – germiones_muzh.), без рода и племени. Если бы Симу вернулся один, она, его мать, и то не приняла бы его. Ведь он бросил родителей, не сказав ни единого слова. Бедный Анакилу не смог пережить такого горя... А теперь, когда этот негодник притащил с собой какую-то чужую женщину, пусть он и не надеется, что мать его простит! Тата Тимуку не перебивал Катиру, он дал ей излить душу, а потом спокойно заговорил. Он исчерпал все доводы и опустошил целый акулли (- кисет. – germiones_muzh.) отборной коки, но мама Катира по-прежнему и слышать не хотела о том, чтобы простить сына.
Однако тата Тимуку не зря славился своим упорством. После первой неудачной попытки в нем заговорила уже не жалость к Симу, а уязвленное самолюбие, и следующим вечером он опять отправился к маме Катире. И опять не один час прошел в бесплодных спорах, но непреклонность вдовы на этот раз была поколеблена. Тата Тимуку понял, что ее упрямство дало маленькую, еле заметную трещину. Когда он пришел домой, ожидавшие его возвращения Вайра и Симу увидели в его глазах блеск, вселивший надежду в их сердца.
Поскольку мама Катира находилась в затруднительном положении, оставшись совершенно одна и лишившись поддержки и средств, ниньу (- младший, здесь можетбыть сын хозяина. – germiones_muzh.) Исику, управляющий имением, отнял у нее землю. Он знал, что за старую женщину никто не заступится. Но, прослышав о возвращении беглеца, он вызвал Симу к себе и предупредил, что он немедленно должен выйти в поле, чтобы отработать долги семьи за участок. Симу попытался было разжалобить помещика рассказом о своих бедствиях, но тот был глух к его мольбам и выпроводил беднягу, заявив, что очень занят.
Проработав в поле до вечера, Симу вернулся в хижину таты Тимуку. Старик сказал, чтобы они собирались, и сам отвел их к маме Катире. Она встретила сына так же, как и в первый раз, но Симу и Вайра, не обращая внимания на ее вопли, молча прошли в хижину и сели в углу. Старуха сначала опешила, потом схватила подвернувшуюся под руку палку и принялась колотить Симу, он не сопротивлялся и лишь прикрывал руками голову. Расправившись с сыном, мама Катира взялась за ненавистную митму, которая, к ее удивлению, переносила побои с поразительным терпением. Выбившись из сил, старуха бросила палку и ушла в комнату, оставив непрошенных гостей в кухне. Утром по дороге в поле тата Тимуку привел в хижину обоих детей...
Первые дни у свекрови были большим испытанием для Вайры. Старуха совсем не разговаривала с ней и не скрывала презрения. Иногда она так смотрела на Вайру, словно хотела ее убить своими взглядами.
Хижина состояла из небольшой комнатушки и крошечной кухни. Одну половину комнаты занимала лежанка, сложенная из кирпичей, а другая была сплошь заставлена ветхой мебелью и домашней утварью. Мама Катира спала на лежанке, устланной вылезшими шкурами лам. Вайра и Симу, чтобы освободить место на полу для себя и детей, сложили всю рухлядь в одну кучу.
В первую ночь старуха, уже погасив коптилку, никак не могла успокоиться, долго раздавался ее дребезжащий голос. Громко всхлипывая, она перечисляла обиды... Нелегко жить на свете одинокой бедной вдове. Муж весь свой век гнул спину, но так и не сумел обеспечить спокойную старость несчастной женщине. Взял да и умер. Ему хорошо. А ты мучайся, ведь жить как-то надо. Весь год был такой неудачный, словно над хижиной тяготеет чье-то проклятие. Одна беда за другой, отдышаться не успеваешь. А если бы Симу не убежал, все было бы по-старому... Только они со стариком пришли в себя после исчезновения сына, как пала единственная лошадь, а была еще совсем здоровая. Потом три ламы заблудились в горах. Паслись, паслись и забрели куда-то к дьяволу на рога, больше их никто не видел... А тут еще Тибука, не спросясь родителей, вышла замуж, когда еще уборка не кончилась. Старый Анакилу еле-еле оправился. Столько несчастий за один год! Подумать только! Бедный старик сначала только вздыхал, потом заболел и умер. Она осталась одна, а Симу все не возвращался.
Теперь вот заявился, когда думать о нем забыли, да еще привел с собой эту противную чужую женщину, эту митму. Разве такая будет работать, она только и умеет, что бегать за Симу! Один ее вид чего стоит! Какая порядочная женщина оденет такую юбку, которая еле-еле прикрывает колени? А что за блузка на ней! Смотреть стыдно! Вот-вот лопнет на груди. И что за штуку она одела себе на голову вместо шляпы? Просто колокольня, да и только! Туфли на каких-то гвоздях, на них и ходить-то нельзя, вот она и вихляется, толкни — упадет! Говорят, так одеваются все женщины в городе, так ведь известно, какие они...
Прослушав две или три ночные проповеди, Симу понял, что долго не выдержит, и решил построить жилище для своей семьи около пустовавшей овечьей клети, а из нее сделать маленький дворик. Один из прежних друзей помогал ему. После работы в поле они за несколько вечеров под непрерывный аккомпанемент ругани старой Катары натаскали камней для стен.
- Давай построим высокую просторную комнату с навесом, как строят у вас в долине, — предложил Симу.
- Давай, — поддержала Вайра, — под навесом я буду ткать.
К сожалению, не одна Катира встретила Вайру так враждебно, другие отнеслись к ней не лучше. Жители селения знали друг друга, были как родные, а она митма. Кто скажет, что она делала раньше, когда жила в городе? Известно, чем там занимаются женщины. Ничего доброго от нее не жди, да и ленива она, наверное. А говорят, с кем поведешься, от того и наберешься. Глупый Симу! Притащил с собой из города митму, когда в селении сколько угодно хороших девушек. Вот разиня! Нет ему ни в чем удачи. Ушел в город из-за того, что Робуста уступила молодому хозяину, а вернулся оттуда с бабой, которая, видать, погуляла, раз у нее двое детей и оба от разных отцов... Ну где вы еще такого дурака найдете?
Больше всех поносила Симу его сестра Тибука. Хорош братец, нечего сказать. Поддался на соблазны какой-то распутницы да еще привел ее, эту язву, в родное селение. Прогнать их надо подальше, чтоб и духу их тут не было. А то как бы не пришлось потом пожалеть... Симу еще может остаться, но эта кхенча (- проклятая. – germiones_muzh.)... пусть убирается со своими выродками. Подумаешь, жена... Да они, поди, и не венчаны (- чтож. Это правда. А мартовский сезон любви у индейцев бывает короток, и совсем неравен супружеской жизни. – germiones_muzh.)…
ХЕСУС ЛАРА (1898 – 1980. боливиец, индеец кечуа)