так прозвали в школе Таньку Боневу. И недаром. Любила она все белое. И белые облака. И белые паруса. И белые туфли. А зимой, когда замерзало море и над ним бушевала снежная метель, выходила Белоснежка на лыжах подальше от берега и там до самого вечера кружилась вместе с метелью.
Все белое волновало ее. Она могла час-другой глядеть на белый цветок, выросший в поле. Сядет возле него, скрестив по-турецки ноги, и что-то бормочет над ним, словно колдунья.
Ну, а когда иней покрывал ветви деревьев, Танька становилась сама не своя. Идет, глаза вытаращит, рот откроет и никого не узнаёт на улице. А мы смеемся над Белоснежкой.
Однажды я, Лорка и Линка сказали:
— Белоснежка, как только склянки в гавани пробьют десять часов вечера, правей луны появляется планета Белая… Там живут белые люди, белые лебеди, растет белая пшеница, и даже подсолнухи там все белые…
Но Танька рассердилась:
— Зачем вы смеетесь надо мной? Я ведь не дурочка… Нет планеты Белой! А вот звезда «Белый карлик» есть (- это Земля. Погасшая звезда. – germiones_muzh.), и живут там карлицы-лгуньи…
— Значит, это мы карлицы? — спрашивает Лина.
— Понимайте как знаете!
Тогда рыжая Лорка, самая ершистая из нашей компании, говорит:
— Ты, Танька, больная. Помешалась на белом цвете. Тебе надо лечиться в психбольнице, на Слободке! (- областной дурдом в Одессе досихпор на Слободке – Академика Воробьева, 9. – germiones_muzh.)
После этого Белоснежка перестала с нами здороваться.
Жила она на Рыбацком причале с отцом, береговым матросом, в домике под узорчатой черепицей. Танькин отец имел собственную моторную лодку. И она называлась, конечно, «Чайкой». Лодкой распоряжалась Белоснежка. Вот на этой самой «Чайке» захотелось нам в один из воскресных дней выйти в море.
Но с Белоснежкой мы были в ссоре.
— Пойдем мириться, ведь мы первые обидели ее, — предложила Линка.
Приходим.
Лежит Белоснежка на диване грустная.
— Белоснежка, мы мириться пришли.
— Мир так мир!
— Хотим выйти с тобой на моторной лодке в море.
— Ах, вот в чем дело?.. Не хочу вашего мира!
— Белоснежка, ты не обижайся.
Уткнулась Белоснежка лицом в подушку и молчит.
Мы рассердились на нее.
— Идем, достанем другую лодку! — говорит Лорка. — Не стоит с ней связываться… И вправду, пусть лечится!
— Никчемный народ вы, девчонки, недаром вас все мальчишки ненавидят! — бросает нам вслед Белоснежка.
Лодку мы достали. Взяли без спроса у дяди Кирилла, рыбака. Жаль только, что безмоторная. Выходим на веслах. Гребем, поем, обливаем друг друга водой. А день жаркий, душный. Никто из нас не заметил, как вдруг по морю пополз туман. Все скрылось в нем: и берег, и суда, и Рыбацкий причал. Куда плывем, не знаем. Стало нам страшно. А Линка закрыла ладонями свои глаза, чтобы никто не видел, как из них текут слезы.
— После такого тумана всегда шквальный ветер ударяет. Пропадем мы все. Давайте кричать… — говорит она.
Орем в три голоса. Никого. Перестали грести. Ветра нет. Но море как бы вспухает. Вот-вот загудит зыбью. А кругом белым-бело. И вдруг доносится из тумана голос:
— Так кому надо лечиться на Слободке?
— Белоснежка!
— У меня мотор отказал, — кричит она. — Вы только там без паники. У меня компас в руке. А туман, туман какой белый!
И тут мотор на «Чайке» как застучит…
— Ура! Ура, Белоснежка!
Берет она нашу лодку на буксир, и через час мы на причале.
А море уже гудит.
— Спасибо, Белоснежка!
Мы обнимаем нашу подружку и смеемся. Смеется и она.
— А знаете, — говорит, — может быть, и есть планета Белая, где даже все подсолнухи белые!
(- может, и есть. - germiones_muzh.)