germiones_muzh (germiones_muzh) wrote,
germiones_muzh
germiones_muzh

Categories:

БАНКЕТ ФАЗАНА

в феврале 1454 г. в Лилле (- столица Фландрии, богатый город суконщиков – тогда владения великих герцогов Бургундских. – germiones_muzh.) был проведен грандиозный религиозно-светский праздник (- его задал герцог Филипп III Добрый. – germiones_muzh.), потребовавший несколько месяцев подготовки и привлечения большого числа специалистов в самых различных областях. Над украшением пиршественного зала, а также над изготовлением костюмов участников интермедий, механических игрушек и макетов трудились известные бургундские художники, механики, столяры и портные, среди них скульпторы Жан Даре, Жак Карпантье и Жан Ветрем, живописцы и иллюминаторы Симон Мармион, Жак Даре, Жан де Булонь и многие другие. Знаменитый бургундский композитор Гийом Дюфе специально для намеченного торжественного события написал одно из главных своих произведений – «Плач по Святой Матери Константинопольской Церкви».

Апофеозом праздника, на который съехался цвет бургундского дворянства, стал т.н. «банкет Фазана» («banquet du Faisan»). Сие действо оставило след в многочисленных хрониках того времени. Наиболее детальные описания праздника принадлежат перу Оливье де Ла Марша (он лично участвовал в подготовке и проведении банкета) и Матье д’Эскуши. Данные этих авторов послужат нам основой для дальнейшего повествования. Собственно банкет (banquet, от banc - скамья) прошел 17 февраля, в воскресенье. Впервой половине дня был проведен турнир - падарм «Рыцарь Лебедя», организацию коего взял на себя Адольф Клевский, сеньор де Равенштейн (- Равенштейн во Фландрии, но род Клеве немецкий. – germiones_muzh.). В основу сюжетной линии легла древняя легенда рода де Клеве: единственная наследница герцога Клевского вышла замуж за рыцаря, который пересек Рейн в маленькой лодке, влекомой прекрасным лебедем (- Лоэнгрин Вагнера. – germiones_muzh.).
Мессир Адольф, выступавший на турнире в образе легендарного Рыцаря Лебедя, въехал на рыночную площадь Лилля, превращенную в ристалище, в сопровождении своего брата герцога Клевского, графа д’Этампа, инфанта Педро Португальского и еще нескольких вельмож, одетых в белоснежные платья.
«Сей рыцарь, – вспоминал де Ла Марш, – держал золотую цепь с указанным изображением [лебедя] и был облачен в богатые доспехи, украшенные гербом; а лошадь его была покрыта попоной из дамаска (- шелк с тканым узором на матовом фоне. – germiones_muzh.) белого, золотой бахромой окантованного, и щит его такой же; и справа, слева и сзади шествовали три молодых пажа в белых платьях, изображающие ангелов».
Герольд Жан Лефевр, «Золотое Руно», представил Рыцаря Лебедя герцогине Бургундской, мадам де Равенштейн и принцессе Изабелле де Бурбон, молодой племяннице Филиппа Доброго, которую Великий герцог Запада (- земли и богатства Филиппа были круче любых королевских. Бургундские герцоги чаяли стать самостоятельными монархами. – germiones_muzh.) планировал выдать замуж за своего единственного наследника (- законного сына. Карла, графа де Шароле. – miones_muzh.). В этот день Изабелла была в фиолетовом шерстяном платье, подбитом драгоценным мехом, на что пошло 24 шкурки куницы и соболя. Присутствовавшие на открытие турнира Филипп Добрый, Карл де Шароле и бастард (- «великий бастард Бургундии», главный незаконный сын герцога Филиппа. – germiones_muzh.) Антуан носили одинаковые робы из черного бархата, поверх которых сверкали золотые ожерелья, усыпанные сапфирами и бриллиантами. Головные уборы – шапероны – герцога и его сыновей также были украшены драгоценными брошами.
После окончания положенных церемоний начались конные поединки – джостры.Рыцарь Лебедя вызывал на бой любого желающего, готового сразиться с ним на копьях. Вызов Адольфа Клевского принял цвет бургундской знати, прибывший на ристалище в богатом вооружении и роскошном снаряжении. Попона коня графа Людовика де Сен-Поля, наполовину серая, наполовину малиновая, была сшита из сукна, расшитого золотом. Брат Сен-Поля, Жак де Фьенн, восседал на скакуне, покрытом попоной из черного бархата, усеянного белыми слезами. Попоны на лошадях Карла де Шароле и Великого бастарда Бургундского были из фиолетового бархата с золотистой шелковой окантовкой. Конь Людовика де Ла Грютюза нёс малиновый бархат, а конь Филиппа де Лалена – черный бархат с золотыми слезами и красным крестом Святого Андрея (- святого покровителя Бургундии. – germiones_muzh.).
Падарм открыл бой Рыцаря Лебедя и Жерара де Русийона. Поединки следовали один за другим. Сломав положенное количество копий о щиты и кирасы друг друга и разогнав по жилам горячую кровь, рыцари вместе со зрителями отправились во дворец Де-Ла-Халл (Залле), где их ожидал роскошный пир.
Пять дверей, ведущих в зал, охраняли лучники тела (- элитное подразделение бодигардов. – germiones_muzh.) монсеньора герцога Бургундского, облаченные в праздничные серо-черные ливреи. Пажи были одеты в черные с белой подбивкой жакеты. Цветовая гамма нарядов всех присутствующих была строго задекларирована, фасон одежды – четко продуман. Платья бургундских придворных были сшиты за счет Филиппа Доброго и несли его геральдические цвета. Для этого была проведена большая предварительная работа, следы которой можно встретить в архивах Лилля. Так, лилльский продавец ткани Колар Блондель поставил ко двору «триста семьдесят три она (aun – мера длины, равная, примерно, 1,2 м) дамасской ткани, наполовину серой и черной, чтобы изготовить тридцать семь роб для некоторых рыцарей и оруженосцев отеля монсеньора ко дню указанного банкета <…>; девять мер и шесть онов гладкого шелка, наполовину черного и серого, которые монсеньор распрядился выдать нескольким служащим отеля, чтобы сшить для них робы ко дню указанного банкета».
Карл де Шароле и бастард Антуан после турнира переоделись в одинаковые жакеты «из малиновой ткани, расшитой золотом, подбитые и окантованные белой тканью».
Итак, войдя в одни из пяти дверей, охраняемых лучниками, гости и хозяева попали в огромный зал, в котором должно было состояться основное действо праздника. Банкет Фазана планировался не как банальный пир, а как пафосная запись добровольцев в экипаж священного ковчега, отплывающего под сенью Креста к мрачным берегам мусульманской Азии (- герцог Филипп хотел инициировать Крестовый поход. К сожалению, и король Франции, и император Фридрих III тормозили. – germiones_muzh.).
«В большом и просторном зале, – писал Матье д’Эскуши, – висел большой гобелен, богатый и роскошный, который представлял жизненные таинства Геркулеса. Кроме того, в зале стояли три стола, накрытые скатертями; один стоял поперек, а другой занимал большую часть зала; третий был самый низкий из трех… <…> И тот стол, который был самым высоким, предназначался для герцога».
Стол герцога украшал макет собора с витражами, колоколами, оргАном и четырьмя певчими, оглашающими зал церковными гимнами. Рядом возвышался причудливый винный фонтан: обнаженный мальчик стоял на краю скалы и пускал вниз струйку гиппокраса (- вина с медом и пряностями. Это знаменитый «писающий мальчик». – germiones_muzh.). Далее следовала утонченная модель корабля – с распущенными парусами и вымпелами и с моряками, лезущими по вантам на мачты. Завершал «модельный ряд» герцогского стола шедевр ювелирного искусства – цветочный луг, окруженный скалами из рубинов и сапфиров, в центре коего размещались Святой Андрей с крестом и фонтан из стекла и свинца.
На втором, более длинном столе, были выставлены следующие произведения бургундских и фламандских механиков, ювелиров и поваров: гигантский паштет, внутри коего умещались 28 музыкантов; замок Лузиньян с высокими башнями, изливающими в крепостные рвы апельсиновую воду; ветряная мельница; две бочки с напитком добра и зла и стоящим на них человеком, который держал в руках записку «Кто хочет попробовать?»; сценка битвы тигра со змеей; дикарь, восседающий на верблюде; ловец птиц и рыцарь с дамой, наблюдающие за ним; буйный медведь на льду замерзшего озера.
Третий стол занимали три композиции: индийский лес, наполненный чудесными зверями, двигающимися «сами по себе»; привязанный к дереву лев и стоящий рядом мужчина, избивающий свою собаку; путник, который, проходя через деревню, спрятал лицо под капюшоном.
Посреди зала сверкающей пирамидой возвышался буфет, заставленный золотой, серебряной и хрустальной посудой, инкрустированной драгоценными камнями и жемчугом. Рядом стояла колонна, увенчанная статуей полуобнаженной женщины, из правой груди которой фонтанировал гиппокрас. Тут же к круглому столу с табличкой «Не прикасайтесь к моей даме!» был прикован живой лев.
Осмотрев выставленные чудеса и проникшись глубоким смыслом, заложенным в продемонстрированные мизансцены, гости и хозяева банкета расселись за столы. Во главе центрального стола восседал сам Великий герцог Запада. По правую руку от него заняли свои места, соответственно, Изабелла де Бурбон; герцог Жан Клевский; Беатрише де Коимбре, дамуазель де Равенштейн (- дочь герцога Педро Коимбрского, невеста Адольфа де Клеве. – germiones_muzh.); Изабелла Португальская, герцогиня Бургундская; Мария Бургундская, дама де Шарни. По левую руку от герцога сидели Изабелла Бургундская, мадмуазель д’Этамп; Людовик де Люксембург, граф де Сен-Поль; Жанна де Ла Вьевилль, дама де Бовр, жена бастарда Антуана; Жак, сеньор де Пон; Гигон де Сален, супруга канцлера Николя Ролена. За вторым столом расселись Карл, граф де Шароле, граф д’Этамп, Адольф Клевский, Жуан де Коимбре, Жак де Фьенн, Антуан Бургундский и «прочие рыцари и благородные люди, сопровождаемые многочисленными дамами и дамуазелями».
За третьим столом заняли свои места оруженосцы и незамужние девицы.
Изысканные яства подавались к столам на позолоченных колесницах, «и число оных казалось бесконечным (- они просто ездили по кругу. – germiones_muzh.); было очень много гарниров, и они были настолько разнообразными, что трудно их описать».
Под восторженные возгласы гостей с потолка спустились три больших открытых кареты, до краев наполненные мясом и прочими закусками. Пир сопровождался игрой музыкантов, размещенных в гигантском паштете, «сладкозвучными песнями» и звоном колоколов игрушечного собора.
В перерывах между сменой блюд демонстрировались интермедии (entremets), постепенно, словно по незримым ступенькам, ведущие сознание гостей к главной теме банкета. Сначала в зал въехали два трубача, сидящие спиной к спине верхом на двухголовом коне. Затем перед взором пирующих предстал монстр, наполовину грифон, наполовину человек, оседлавший вепря. Далее был показан спектакль, во всех подробностях воспроизводящий историю похода Ясона и аргонавтов в Колхиду за Золотым Руном. По залу скакал златорогий олень, над столами летал огнедышащий дракон, ястребы терзали цаплю, приводя гостей в восторженное изумление. Банкет постепенно превращался в апофеоз выдающегося мастерства бургундских механиков, скульпторов и артистов.
Наконец, настал черед главного зрелища – гигант, облаченный в чалму и халат, «подобно гранадскому сарацину», ввел в зал покрытого шелковой попоной слона (животное, естественно, являлось искусно выполненным макетом), спина коего была отягощена башней. Из-за зубчатого парапета турели выглядывала рыдающая дама – в белой рясе и черной мантии, олицетворяющая собой страдающую Святую Церковь. Когда «гранадский сарацин» (вероятно, это был придворный «Ганс-гигант») подвел слона к столу Филиппа Доброго, «Святая Церковь» (ее роль исполнял наш добрый знакомый Оливье де Ла Марш [- дворянину, капитану гвардии не вподляну было играть даму в платье! – germiones_muzh.)]) попросила «сарацина-гиганта» сделать остановку, чтобы она могла поговорить с принцем и его окружением:
Гигант, я хочу, чтобы ты остановился,
Поскольку я вижу благородную компанию,
И с нею я должна поговорить.
Гигант, я хочу, чтобы ты остановился,
Ибо я хочу рассказать о своем горе
Всем, кто имеет слух.

После того, как «сарацин» исполнил желание «Святой Церкви», та обратилась к Великому герцогу Запада и его храбрым рыцарям с призывом о помощи. Длинный монолог «Церкви», ее «плач», повествовал о том, каким притеснениям и унижениям она подвергается со стороны торжествующих мусульман. Завершая тяжкую повесть о своих страданиях, «Святая Церковь» умоляла христианское воинство придти к ней на помощь и сокрушить ненавистных сарацин:
Вы, могучие и благородные принцы,
Услышьте мой скорбный плач,
Верните мне мою радость,
Послужите Господу и своей чести,
Ибо я страдаю ради детей своих,
И они спасутся Божьим провидением,
С Божьей помощью и его советом.

Пронзительные аккорды прощальных слов «плача» еще звучали над столами пирующих, когда лейб-лучники в черно-серых ливреях распахнули парадные двери, впуская в зал маленькую процессию. Первым шел Жан Лефевр, герольд «Золотое Руно», неся в руках живого фазана, украшенного золотым ожерельем с драгоценными камнями и жемчугом. Следом за Лефевром шествовали два рыцаря Золотого Руна, Жан де Креки и Симон де Лален, ведущие под руку мадмуазель Иоланду, бастардессу Бургундскую, и Изабеллу де Нефшатель, дочь сеньора де Монтегю.
Приблизившись к Филиппу Доброму, «Золотое Руно» отвесил ему поклон (reverance), после чего почтительно произнес:
«Мой могущественный принц и мой грозный сеньор, дамы и благородные люди! Согласно старинному обычаю, во время великого праздника вносились павлины или другие птицы, и принцы, сеньоры и дворяне давали пред ними клятвы. Ныне меня прислали к вам вместе с этими двумя дамуазелями, дабы я представил благородного фазана и сохранил в памяти все обеты».
Монсеньор герцог вручил Лефевру письмо, которое содержало текст клятвы, и велел зачитать его вслух.
«Если ради удовлетворения чаяний всех христиан победоносный князь и монсеньор император пожелает лично выступить на защиту христианской веры, дабы сразиться с Великим Туркой и его слугами, – говорилось в обете Филиппа Доброго, – я вместе с ним отправлюсь в этот святой поход и с Божьей помощью буду служить ему столько, сколько достанет на то моих сил. Если монсеньор император не сможет отправиться в поход лично, а отправит вместо себя принца крови или любого другого руководителя своей армии, я буду повиноваться оному, как ему самому. Если неотложные дела не позволят ему ни пойти в поход лично, ни отправить кого-то вместо себя, и христианские принцы возьмут на себя эту святую миссию, я обязуюсь сопровождать их при условии, что в этом будет заинтересован монсеньор, и что в стране, кою Господь доверил мне, будут царить мир и согласие. Если же управление походом будет возложено на меня, клянусь Богом, ничто не сможет удержать меня на месте. И если во время оного вояжа Великий Турка сойдется со мной в поединке (- размечтался! – germiones_muzh.), я буду сражаться с ним с помощью всемогущего Господа и Его Матери, кою также призову на помощь».
«Святая Церковь» поблагодарила герцога за готовность к самопожертвованию, после чего прочие рыцари и благородные оруженосцы, пирующие за столами, принесли свои клятвы.
Герцог Клевский пообещал именем Господа и Девы Марии сопровождать Филиппа Доброго в его святом путешествии, и точно такие же обеты принесли Карл де Шароле и Великий бастард Бургундский. Граф д’Этамп поклялся сразиться с турками в рыцарских боях два на два, три на три, четыре на четыре и пять на пять (- турок, конечно, никто не спросил. А они предпочитали сто – на одного и без всяких напрягов. Султан Баязид показал это отцу Филиппа - Жану Бесстрашному на практике, под Никополем в 1396. – germiones_muzh.). Сеньор д’Обурден пообещал, что непременно примет участие в походе и достигнет Турции живым или мертвым.
Сеньор д’Аннекен поклялся не есть по пятницам до самой смерти, пока не сразится с врагом святой веры и не коснется рукой знамени Великого Турки. Филипп де По дал обет не сидеть за столом по вторникам и не носить доспехи на правой руке. Однако герцог пожелал внести поправку в клятву своего вассала:
«Не угодно будет грозному монсеньору, дабы мессир Филипп де По сопровождал его в священном походе с незащищенной рукой, но ради удовольствия его, да последует тот за ним в полном доспехе, как и подобает».
Юг де Лонгеваль поклялся провести в крестовом походе два года и не пить вина до тех пор, пока не прольет кровь нечестивых сарацин. Гийом де Водре пообещал не возвращаться домой, пока не захватит в плен турка. Антуан и Филипп, бастарды Брабантские, поклялись быть в авангарде христианской армии и нести в бою баннероль с изображением Богородицы. Жан де Шасса обязался не поворачивать своего коня вспять, прежде, чем не увидит турецкое знамя захваченным.
Обеты, которые «Золотое Руно» тут же записывал, следовали один за другим, принимая все более вычурные формы. Рыцари клялись не ложиться спать по субботам, покуда не сокрушат магометан; носить не кирасу, но власяницу и не пить по субботам; не оставаться в одном и том же городе более пятнадцати дней кряду, пока не убьют сарацина. Наиболее экстравагантный обет дал оруженосец Великого бастарда Бургундского Жан де Ребреньетт (Ребревьетт), пообещавший, что если он не добьется благосклонности своей дамы сердца до начала похода, то по возвращении из оного непременно женится на первой же даме или девице, у которой отыщется 20000 крон приданого. После того, как все желающие принесли обеты, а «Золотое Руно» их зафиксировал, в зал вошла пышная процессия из 12 пар кавалеров и дам. Мужчины, представлявшие цвет бургундской и имперской знати (Карл де Шароле, герцог Клевский, Адольф Равенштейн, граф д’Этамп, Великий бастард Бургундский и др.), были облачены в малиновые дублеты-пурпуаны, черно-серые пальто, расшитые золотом, и черные бархатные шляпы. Женщины, высшие дворянки королевства и княжества (Изабелла де Бурбон, мадмуазель д’Этамп, мадам де Равенштейн, Маргарита, бастардесса Бургундская, и пр.), носили платья-котты из малинового шелка, расшитого золотом и подбитого мехом, а также венцы-буреле «португальского фасона» в виде роз. На плече каждой дамы было написано ее имя – «Вера», «Надежда», «Милосердие», «Справедливость», «Разум», «Рассудительность», «Умеренность», «Сила», «Правда», «Великодушие», «Трудолюбие» и «Мужество» – олицетворявшее одну из двенадцати добродетелей. Возглавляла процессию прекрасная дева в белоснежном шелковом одеянии – «Милость Божья» (это имя было выведено золотыми буквами на ленте, прикрепленной к ее левому плечу), вручившая герцогу письмо следующего содержания:
«Меня благословил Создатель, когда узнал, что Филипп, герцог Бургундии, и многие другие благородные мужи, обладающие добродетельным мужеством, желают послужить Господу и Деве Марии. Я послана к императорам, королям, герцогам, графам, баронам, рыцарям, оруженосцам и прочим добрым христианам, дабы представить своих дам, каждая из которых является одной из двенадцати добродетелей. И если вы последуете их советам, ваше дело увенчается успехом и победой, а я сделаю так, что ваши души попадут в рай».
Каждая из «добродетелей» обратилась со словами одобрения и поддержки к герцогу Бургундскому, после чего станцевала со своим кавалером. Затем дамы подвели итоги прошедшего утром падарма «Рыцарь Лебедя» и по количеству «наиболее изящно преломленных копий» (- на самделе это было нелегким делом: копье весило ого-го, доспехи еще тяжелей, обзор в визир шлема оч.узкий - нужно метко ударить в щит или шлем противника на скаку и «изящно» выдержать ответный удар. - germiones_muzh.) определили победителя. Оным стал Карл, граф де Шароле, тут же получивший из рук мадмуазелей де Бурбон и д’Этамп главный приз турнира – фигурку золотого лебедя на цепочке с рубином – и удостоенный поцелуев. По окончании церемонии из зала были вынесены столы, а пирующие, разбившись на пары и вооружившись факелами, пустились в пляс. Карл де Шароле танцевал со своей будущей невестой Изабеллой де Бурбон, Великий бастард Бургундский ангажировал мадам де Клеве, а сам Филипп Добрый выступал в паре с герцогиней Бургундской. Танцы продолжались до глубокой ночи, завершая великолепный праздник, влетевший бургундской казне в звонкий денье и вошедший в историю под именем «банкет Фазана»…

АНДРЕЙ КУРКИН. БУРГУНДСКИЕ ВОЙНЫ
Tags: бургундская доблесть
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 0 comments