И богатырь, лишенный оружия, подхватил железный кол из выломленной им ограды (- тойсамой, с головами на маковках. – germiones_muzh.), а Тарбелс обнажил меч свой.
Небо померкло от налетевшего премножества воронов, коршунов, сов и сычей; они вились над двором Бабы Яги, испуская мерзкий крик, от коего одного, не ожидая приезда ведьмы, долженствовало прийти в ужас.
Но оная не дала богатырям (- строгоговоря, богатырь был один – Звенислав, но Тарбелс тоже парень тренированный. – germiones_muzh.) времени делать рассуждения и появилась на своей ступе; она усугубляла удары пестом, погоняя сию свою колесницу. Глаза ее были как раскаленный уголь, из рта лилась кровавая пена, и клыки ее скрыпели престрашным звуком.
— Ого!—заревела она, скоча со своей ступы и брося пест.— Насилу я дождалась тебя, Звенислав! Я пообедаю ныне вкусно; ты пришел лишить меня драгоценной добычи, и сие к самой стати: я очень голодна.
Сказав сие, выпустила она ужасные свое когти и протянула руки, чтоб разорвать богатыря. Звенислав воспрепятствовал оному, нанеся толь жестокий удар по обеим рукам ведьмы, что железный кол рассыпался в кусочки и ведьма охнула, но руки ее, из которых при ударе посыпали искры, не переломились, и Баба Яга, отдернув их, начала отдувать…
Между тем Звенислав успел выхватить саблю из рук Тарбелса и начал рубить ее. Ведьма защищалась руками (- без сомнения, в стиле винчун: «липкие руки» - чи-сао. – germiones_muzh.), употребляя притом и клыки свои, коими сквозь непроницаемую броню наносила чувствительные толчки Звениславу. Сражение было жарко, богатырь не щадил, и ведьма лишилась всех пальцев с когтями (- ей надобыло обезоружить его, схватив за клин зубами! Но умная мысля приходит опосля, как сказал вещий Боян. – germiones_muzh.); однако сабля вся выщербилась и учинилась неспособна к поражению; богатырь остался без оружия, а ведьма имела еще страшные клыки и сделала уже глубокую язвину на шлеме Звениславовом.
Тогда Тарбелс, удивившийся неустрашимости и проворству витязя, увидел, что помощь его очень нужна, ибо хотя Звенислав бил Бабу Ягу по щекам (- навесными ударами кулачного русбоя: Яга видимо превосходила ростом даже богатыря и он не доставал ей до кумпола. - germiones_muzh.) толь исправно, что оные побагровели и вздулись, но клыки ее ужасно царапали ему руки. Тарбелс бросился и так удачно схватил за ее клыки, что верхний попал в одну руку, а нижний в другую; он растянул ей рот и дал свободу своему товарищу схватить еще железный кол.
Баба Яга пятилась от Тарбелса, и Звениславу не можно было ударить ее в голову, но тем ловчее раздробить ее ноги. Тысяча ударов, из коих каждый раздребезжил бы дуб, нанесено в костяные ведьмины ноги, тридевять железных колов изломано до рук, но ноги сии состояли из таковой крепкой кости, что только маленькие отщепки от них откалывались, однако ж оные очень пото(ч)нели. Ведьма ревела, хотела колдовать, но лишь высунула для того язык свой, тогда Тарбелс, держащий ее за клыки, поймал за оный зубами (- кокой некошерный приём! Но эротишно. – germiones_muzh.); Звенислав подоспел, ухватил за язык и оный вырвал; кровь облила брата Алзанина (- это Тарбелс. - germiones_muzh.) с головы до ног. Со всем тем опасно еще было пустить из рук клыки ее и надлежало отбить совершенно ноги.
По счастию, среди двора вкопан был медный столб, к коему Баба Яга привязывала, как коня, свою ступу, и Звенислав оный вырвал.
Видно, что судьба ее была в сем медном столбе; для того с двух ударов костяные ноги по самые вертлуги (- верлюг - сустав. Здесь: шейка бедра. – germiones_muzh.) отлетели.
Тарбелс, видя победу, пустил ведьму из рук, но она и без ног начала прыгать, лепетала некоторые варварские слова, но как без языка не могла уже оных чисто произносить, то колдовство ей не помогало. Отчаянная Баба Яга заревела толь крепко, что Тарбелс едва на ногах устоял, и бросилась под ноги к Звениславу, но сей улучил ее ударом в самую голову так, что оная расплющилась, и скаредная ее душа оставила гнусное свое обиталище и низверглась во ад (- в мрачное пекло: свершалась Перунова воля! - germiones_muzh.). Хищные птицы, виющиеся дотоль над местом побоища, усугубили вопль, спустились к трупу ведьмы, расклевали оный в мгновение ока так, что не осталось оскребка косточки, и улетели прочь.
Тарбелс шел поздравить с победою своего избавителя, но Звенислав, получивши свободу, бежал пролить источники слез над телом возлюбленной княжны своей (- он тащился с сестры Тарбелса Алзаны. Это говорит о том, что Звенислав не был ксенофобом - бо брат с сестрой дети князя обров или аваров - тоесть тюрки. - germiones_muzh.)... Но едва не лишился чувств от радости, увидев Алзану, вставшую и бегущую к нему с объятиями (- давно пора! Послебоя сердце просит музыки вдвойне. - germiones_muzh.)…
МИХАИЛ ЧУЛКОВ (1740–1793. надворный советник, секретарь сената). «ПОВЕСТЬ О БОГАТЫРЕ ЗВЕНИСЛАВЕ…»