я нанял подводу за полтора золотника до Верхнего Стана. Когда приехали на Верхний Стан, возчик стал просить расчет. Я предложил пойти в лавку к китайцу, там и отвесить золото. Зашли к лавочнику, я рассчитался с возчиком, а потом спросил у китайца, почем он берет золото на деньги. Он говорит, что можно по 4 руб. 50 коп. Я продал ему остатки своего золота, его вытянуло на 70 руб., затем пошел на почту и 20 руб. перевел старикам в Улятуй, и потом пошел в барак к своим ребятам.
Итак, 11 апреля 1908 года я появился на Верхнем стане, где работала моя артель. Они все это время мыли хорошо, по 2-3 золотника на человека, когда я пришел в артель, то мыли уже только по 2-3 золотника на артель. Некоторые приоделись, а Магарин собрался домой ехать. Он водку не пил и накопил достаточно золота. Переводил деньги домой родителям, рублей 500 перевел, одежду хорошую завел: костюм, сапоги лакированные, рубашки и штаны малестиновые широкие. Я его спросил: «Сколько насобирал?». «Да с тысяченку, наверно», — ответил он мне. Но все это он сказал мне неверно. Об этом я узнал, когда закончились наши работы из-за того, что затопило яму. Мы пошли рассчитываться, я взял заборную книжку и подсчитал. Так у них за это время на каждого вышло по тысяче. Это было то, что они сдали хозяину. Но все золото наши работники не сдавали, оставляли и делили между собой. Так, наверно, Магарин собрал тысячи полторы.
А Подойницын и все остальные все пропивали. Одежду, правда, тоже завели хорошую, но денег в запасе или золота ни у кого не было.
Моему приезду все были рады и устроили хорошую гулянку, но я работать еще не мог, не разгибалась по-настоящему спина. Врач мне советовал тяжелую работу не делать с месяц. Так я заделался кашеваром, варил обед, ужин, дрова мне заготовляли.
Через месяц я окреп, спина выпрямилась, и боли перестали беспокоить. Я начал работать наверху у бутарки со скребком, туда-сюда породу двигал.
К середине мая наша яма совсем отказалась, не стало золота. Хотя еще мыли по полтора золотника на артель, но после того, как мыли 10-15 золотников, не стало никакого смысла работать, да и встал вопрос идти на Амазар.
Мы рассчитались с подрядчиком, дали ему инструмент, бутарку, получили с него 100 рублей денег, разделили между собой, кому сколько пришлось. Рассчитавшись, мои товарищи начали собираться идти на Амазар. Магарин собрался и уехал домой. Если бы со мной не случилась беда, я бы тоже уехал домой, но денег у меня было очень мало, и пришлось остаться еще добывать золото.
Мы наладили котомки и пошли впятером на Усть-Кару, а потом вниз по Шилке. На третий день мы пришли на старый Черно-Урюмский прииск.
Здесь было такое же положение, как и на Каре. Лет 30-40 назад Черный Урюм тоже гремел, было там богатое золото, и работали каторжные. А потом золото выработалось, и теперь работали частные золотопромышленники, держали продуктовые кладовые и инструмент. Старатели у них работали артелями, золото сдавали хозяину по 4 рубля за золотник.
Мы остановились ночевать. Подойницын успел поймать слух, что в Тиграчах один старый золотопромышленник Кропачев в отпадке Салоканит открыл хорошее золото и набирает рабочих. Мыть будут открытым способом. Подойницын начал нас уговаривать:
— Я знаю этого Кропачева. И он меня знает. Работал у него несколько раз. Место новое, можно все-таки надеяться на удачу, может быть, попадется богатое золото. Пойдемте, ребята, к нему. Он нас примет обязательно.
А по данным разведки золото здесь было не особенно богатое, от 2-х до 5-ти долей с пуда породы, золотоносный пласт толстый — полтора метра, и торфяная крыша около полутора метров, не очень много. И артель большинством решила идти к Кропачеву.
Ходу туда 4 дня. Мы взяли продуктов на 4 дня, навьючились и пошли по Черному Урюму. Шли тайгой, по тропе, продукты везли на лошадях, перешли Черный Урюм. Во время перехода особенных приключений не было. Ночевали у костра, это для меня было новым.
Стояли последние дни мая 1908 года. Ночи за Яблоневым хребтом были холодные. У нас имелись три топора и небольшая поперечная пила. Как остановимся на ночлег, один из нас начинает готовить ужин: чаще всего кипятили чай и пили с соленой кетой, было еще сало и масло. А остальные готовили дрова на ночь, выбирали сухой валежник, или сухорост, валили с корня топорами, двое поперечной пилой перепиливали их на дрова метра по два. Затем кряжи укладываются специальным образом в ночлежный костер, который горит всю ночь. Спать ложились ногами к огню, а туловище укрывали одежонкой, какая есть. В зимнее время кладутся два костра, один от другого на расстоянии в 5-6 метров, а между кострами спали. Мы обходились одним костром, хотя ночью было 1-2 градуса мороза. В лужах вода покрывалась ледком.
На 5 день прибыли в прииск Салакакит. Он был расположен на реке Тунгар, которая впадала в Олекму. Подошли прямо к конторе, у хозяина перед домом была сделана большая веранда, он сидел на этой веранде и пил чай. Мы остановились около кладовой, сбросили котомки и присели на них. Вышел хозяин:
— Подойницын, что ли? — спросил он.
— Да, — ответил Никифор, — я, барин. Как тут у вас можно на работу устроиться?
— На работу, пожалуйста, примем. Дадим делянку на двадцать сажен. Содержание неплохое: полторы доли в среднем. Шурфы не глубокие: полторы сажени. Инструментом обеспечим. Барак есть, места на вашу артель хватит, но золото будем принимать 3 рубля золотник. Бутару будем печатать. Вынутое золото будем ссыпать в специальный капсуль и тоже будем опечатывать. Уполномоченный артельщик сразу несет золото в контору и сдает приемщику. Приемщик взвешивает и записывает в заборную книжку, сколько принято золота. У нас уже есть 6 человек русских, вот вы соединяйтесь и работайте вместе. Назначайте артельщика. Кто-нибудь у вас есть грамотный?
— Есть, — ответил Подойницын, — разрешите выдать пока продуктов на нашу артель, а потом мы сговоримся с вашими людьми. Выберем артельщика, получим инструмент, подготовим его и приступим к работе.
Хозяин объявил стоимость продуктов, которые здесь были в 2 раза дороже, чем на амурской дороге, и дал распоряжение кладовщику. Так мы согласились на все условия хозяина. На первое время нам выписали хлеба, масла, гречневой крупы, чаю. Подойницын выпросил еще две бутылки водки за сговор, как это было положено на приисках.
А потом пошли в барак. Барак был большой, человек на пятнадцать. Подле стен по обе стороны нары для спанья, посередине два стола, в углу сложена плита. Там жили уже 6 человек, один с женой. Начали устраиваться. Трое пошли за мохом, а я с Подойницыным остались готовить ужин. Отварили кеты, приготовили кашу и чай. Тут пришли наши товарищи с мохом, мы наладили каждый себе постель и уселись ужинать.
Пригласили за стол остальных шестерых рабочих, выпили две бутылки водки. Показалось мало, сходили, принесли еще две бутылки. Так обновили барак и отметили новое знакомство. Когда поели, то стали совещаться о том, кого бы нам выбрать артельщиком. Как грамотного, Подойницын предложил меня, но я долго не соглашался, потому что у меня еще не было настоящего опыта в работе. Выбрали Подойницына (он отвечал за распорядок и распределение работ), а меня его помощником, чтобы вести забор продуктов: кому, что и сколько, да вести записи по расчетам.
Затем пошли в контору, чтобы оформиться по-настоящему и получить инструмент. Книжку хозяин все-таки выписал на меня, и я, как артельщик, получил кайлы, лопаты, ломы, кувалды, тачки.
На следующий день мы подгоняли инструмент: насаживали черенки, вострили лопаты, колеса к тачкам приделывали, а Подойницын получил участок, где будем срывать торф. Налаживались мы дня два. Делянку нам отвел сам хозяин, тут проходила линия разведочных шурфов, и кучки проб еще сохранились. Мы взяли пробы, смыли эти кучки и завесили отмытое золото. В среднем вышло две с половиной доли с пуда породы. Это значило, что с кубической сажени должны будем намывать 17 золотников. По этим расчетам заработок предвиделся средний: рублей 200-300 на человека предполагалось намыть за лето, но львиная доля заработка оставалась хозяину за продукты.
Хозяев, кстати, было двое: братья Кропачевы Петр Федорович и Карп Федорович. У Петра пятеро детей, все учились в Нерчинске в гимназии, а у Карпа детей не было, и выпивать он любил подходяще. Отец их Федор был еще живой, ходил с палочкой, Никифор Подойницын звал его при разговоре барином. В свое время Федор Кропачев был горно-статским советником кабинета Его Величества и получал теперь пенсию от кабинета 100 рублей каждый месяц.
Кроме нас уже работали китайцы — 120 человек, 10 артелей по 15 и 12 человек.
В нашу артель тоже набралось 12 человек. На второй день мы вышли на работу и начали срывать торф. Сверху была тундра: немного дерн, а дальше шел плывун. Били кайлами вручную. Я и еще один молодой солдат Курской губернии, недавно уволенный с армии, звали его Николаем, стали тачки гонять по деревянным настилам из досок, отвозить грунт в сторону метров за 50.
Приискательские тачки немного меньше железнодорожных, и конструкция их была более усовершенствованной: они не висли на руках. Колесики деревянные, но окованы полосовым железом. Ось в колесико забивалась намертво, а в оглобли вдалбливались стальные подшипники. От этого тачки на ходу были легкие, и пока брали верхние слои, то было их не тяжело катать. Правда, со временем разрез углубился, покаты опустились ниже, и катать в гору стало труднее. Но я на Амурской дороге все-таки научился катать тачки и здесь быстро приспособился: не падал и не съезжал с доски.
А у Николая как-то все не ладилось, может, ему его рост мешал. Он был высокий, около двух метров, и все время съезжал с доски, падал. Пока разрез был неглубокий, то все сходило благополучно. А когда сняли торфы и дошли до золотоносного пласта (углубились на 2,5 метра), то на выезде получалось крутовато, хотя тут положили еще две доски.
В первый день, как начали мыть песок, я провез первую тачку золотоносной породы благополучно. А потом Николай повез свою тачку, и при выезде она у него съехала с доски, полетела вниз и потянула его за собой. Николай упал на землю почему-то впереди тачки, и она навалилась ему на ноги. У него левая нога вывихнулась в колене, но перелома не получилось. Забойщики подскочили к нему, освободили из-под тачки, стали подымать, а он закричал, не может встать на ноги. Взяли его вчетвером, вынесли на борт. Николай кричит:
— Больно! Нога сломана!
У китайцев был лекарь, побежали за ним в барак, привели его. Лекарь ощупал, сказал, что перелома нет, а нога вывихнута, и давай ее сразу выправлять. Позвал своих китайцев: двоих заставил руки держать, а одного правую ногу, а сам стал выправлять левую ногу. Ох, как бедный Николай кричал, так я от жалости даже заплакал. Потом, когда я был в 1914 году на фронте, в боях, где ранило и калечило солдат, и то такого крика я не слышал, как орал мой товарищ, когда ему вправлял ногу китаец. Операция длилась не больше 10 минут. Ногу вправили, затем лекарь наложил из бересты лубки и крепко забинтовал. Тут уж Николай успокоился. Китаец велел унести его в барак, положить на нары, и сказал не вставать 5 дней.
На пятый день китаец пришел, снял лубки, поднял Николая на ноги и провел его немного, потом снова положил и сказал, чтобы ему сделали костыль, чтобы Николай походил с костылем с неделю, не делая упор на больную ногу. Но Николай проходил с костылем всего 4 дня и стал опираться на поврежденную ногу. Чувствует, что терпимо, бросил костыль, отдохнул еще 2 дня и вышел на работу. Конечно, тачки катать его уже не поставили, а определили на бутару ворочать гальку и сгребать ее.
Торф мы вскрывали весь май и до половины июня. Наконец стали попадаться камни, пошли галька и песок. Но уже подтаивало. Числа 15 июня начали мыть, бутару поставили с завалочной колодой. Она была 5 метров длиной и 60 см шириной, а внутри, на дне, настлано сукно, поверх сукна лежали грохота — листовое железо толщиной в сантиметр, в котором были сделаны дыры диаметром в 2 см. В колоду была подведена вода. Породу валили в колоду с тачек, а рядом стояли двое с гребнями железными и растирали породу. Грохота сверху заложены задвижкой из полосового железа и закрыты на замок с печатью, чтобы рабочие не могли смывать золото на сторону, или попросту воровать.
Начали мы мыть породу. С неделю намывали 5-6 золотников на артель. А потом пошло по 10-12 золотников. Ниже нас работали китайские артели. Они намывали по 30-40 золотников, и даже по 50-60. То, что мы зарабатывали, было очень мало. Золото 92-ой пробы стоило 4 руб. 80 коп., иногда 5 руб. Китайцы давали немного дороже: 5-6 руб. за золотник. Если бы мы мыли золото, как китайцы, то еще было бы ничего, а у нас получалось лишь по одному золотнику на человека, которого только-только хватало на пропитание. Нашей артели надо было еще отработать те продукты, которые мы брали в долг за эти полтора месяца, да еще за пользование инструментом.
Настроение у всех было унылое.
Так мы работали до 1 августа, перемыли весь вскрытый песок и только-только отработали долг. Начали вскрывать еще в другую сторону. Там пробы показали, что есть подходящее золотишко. Я и Подойницын пробовали, смывали.
И тут появились орочены с Тунгура, которые покупали продукты, и кое-что рассказали: по Тунгару реке ниже Черемной, дней 5 или 6 отсюда хода, на косе хищники нашли богатое золото и моют там по фунту золота на артель. Мои товарищи заволновались, стали снова собираться в дорогу.
Сначала засобирались двое пожилых приискателя. Они стали подговаривать меня и Николая, дескать, тут мы ничего не заработаем, а там за месяц все оправдаем и поедем на Русь. Николай согласился и давай меня сговаривать. Я колебался, наверно, дня четыре. Подойницын не советовал мне идти туда. Он убеждал меня, что в новой вскрышке будет хорошее золото, и мы заработаем.
Но соблазн намывать фунт в день был велик, и я согласился. Мы стали рассчитываться. Когда получили расчет, то я получил 70 рублей денег, остальным моим товарищам по 5-10 рублей, потому что выпивали подходяще, а Николай проболел целый месяц.
Мы набрали продуктов и инструмент. Орочены говорили, что до нужного места пять дней ходу, но мы взяли на всякий случай продуктов на 8 дней, и 15 августа 1909 года навьючили на себя котомки и двинулись в поход.
Нам нужно было спуститься по Салакакиту вниз, выйти на реку Желдачи и по ней спуститься к Тунгуру. Затем сделать плот и плыть вниз по Тунгуру до косы, где мыли богатое золото.
И вот пошли. Тропы нет, а в сивирах и в падях мох столетиями растет. Местами его толщина достигала полметра. Ступишь, он как подушка под ногами удавливается, и идешь, как по снегу, ноги надо подымать высоко. Бредешь так, а на спине котомка пуда полтора так укачивает, что я первый же вечер на ночлеге раскаивался, что пошел на такой риск, и предложил Николаю вернуться, но он не согласился:
— Раз уж решились идти, то пойдем, а то будем потом раскаиваться, да и товарищей совестно. Надо было сразу отказываться.
Так мы начали горе мыкать, а тут еще мошка, овод покою не дают. Днем идем, пот заливает лицо. И проклятая мошка лезет в глаза, сеток ни у кого не было. На второй день к вечеру вышли на Тунгар. Подыскали сухостой и начали валить лес для плота.
Свалили бревен 30 длиной метров 8, давай таскать их к берегу волоком веревкой. До самой темноты таскали, поужинали и легли спать. Утром встали, как только рассвело, и начали сплачивать бревна. Пожилые наши товарищи знали хорошо, как плотить, и мы быстро сделали плот. Вытесали 2 длинных весла метров по 6, приспособили их на кобылины, одно впереди, а другое сзади. Натаскали дерну на середину плота и насыпали земли. На этом месте развели огонь, заготовили тонких дров, погрузили свои манатки и отчалили.
Как только поплыли, сразу начали готовить завтрак, а двое встали на весла. Они рулили на поворотах, чтобы в берег не уткнуться, и все рады-веселы, что теперь не надо идти и тащить на себе котомку. Но только недолго было этой радости. Пока сварили завтрак и поели, слышим: впереди шум, русло реки подходило к горе вплотную. Старики говорят, что надо прибиться к берегу и сходить посмотреть, можно ли проплыть, а то утопим продукты — что тогда будем делать? С голоду помирать?
Причалили к берегу. Пошли наши старики на разведку и оказалось, что впереди перекат метров на сто, камни-валуны торчали из воды, об них мог разбиться плот. Решили все снять с плота и провести его один. На плоту остались я и еще один старик, Яковом его звали, а мы все его звали дядей Яшей. Он встал на заднее весло, а меня поставил вперед и стал мне командовать, то вправо, то влево, а быстрина такая, что дух захватывает. На выходе налетели на камень, и наш плот разбило на части. Я остался на 2-х бревнах, меня забросило на камень, а дядя Яша слетел в воду, и его тоже выбросило на большой камень.
Когда подошли наши товарищи, то спасли нас с помощью веревки: забросив нам один конец, обмотались по груди, одной рукой держишься за веревку, а другой возьмешь палку и спускаешься в воду. Вода не скрывала человека, но очень быстро сбивала с ног. Так нас и повытягивали на берег.
Развели огонь, начали сушиться, а товарищи пошли за остальными котомками. Решили плот не делать, а идти пешком до реки Бухты. Она должна была впадать с правой стороны реки. Пошли…
АНДРЕЙ ФИЛИППОВ (1889 – 1974. забайкальский казак. Батрак, золотоискатель, участник 1 Мировой, партизан гражданской, прораб)