Стерня почерствела на бедных покосах,
жухлеют и сухо шуршат ковыли,
и столб межевой, будто нищенский посох,
торчит одиноко в прибитой пыли.
Пичуги кричать начинают с рассвета,
кустарник неспешно скудеет листвой, -
никак не кончается долгое лето,
все блещет в осоках густой синевой.
Еще и не пахнет осеннею стужей,
но вызрел шуршащий в коробочках мак,
но слышится лязг заряжаемых ружей,
но лают заливисто своры собак,
но ругань веселая рвется из глоток,
сужаются крУгом следы сапогов,
взлетают дымки, и под грохот трещоток
топорщится шерсть обреченных лугов.
Над полем буреющим - тьмы перепёлок,
к подранкам по выстрелу мчат сеттера,
и кроличий бег хоть и быстр, да недолог -
для гончих в привычку такая игра;
и солнце слепит, и подходит охота
к концу - вот и выстрелы смолкли вдали,
и запахи пороха, крови и пота
смешались с туманом вечерней земли.