В час, когда запирают
все засовы в селенье
и лишь племя кошачье
рыщет в клетях по-лисьи,
затевается в доме поминальное пенье,
и осеннее сердце сыплет мертвые листья.
Голосами ушедших тихо шепчутся вещи;
под ногами усопших голосят половицы...
Бормотание книги, полусонной и вещей,
замирающим ливнем заливает ресницы.
А свеча всё лепечет сокровенное слово,
и сверчок, упоенный
партитурой плакучей,
не затихнет, покуда не протиснется снова
сквозь замочную скважину
солнечный лучик.